Там, за пределами того тоненького слоя, который здравомыслящее большинство именует физической реальностью, из детской в доме Тира и Кристины Ховен до двери в больничную палату – всего один шаг. Мадлен замерла на пороге, прижимая к груди сверток с притихшим младенцем. Вот Док – схваченный ремнями, обвитый проводами и трубками, на кровати, напоминающей гигантскую саранчу множеством сочленений и рычагов. Он не услышит. Ей не утащить его отсюда, ни наяву, ни во сне. И с очевидностью ясно, что дитя ей в этом не помощник.
– Украла?
Резкий голос как будто каркнул у нее над ухом – Мадлен едва не выронила младенца, подпрыгнув от неожиданности.
– О боже… О боже, Мундинья!
Калавера отвечала строго, деловито:
– Зигмунда. Никак иначе. Где взяла ребенка? Хочешь жертвоприношение устроить? Кому?
– Нет, – махнула рукой Мадлен. – Я не украла, я… в аренду взяла. Всё равно они спят, а ей тут интереснее. Или надо говорить «ему»?»
– Ах, это Молли!
– Ага.
– Хорошо, – одобрила Калавера. – Может получиться. Когда мы втроем, мы можем почти всё.
Упырица возмущенно фыркнула.
– Ну, спасибо! Без тебя я не догадалась бы. Сама-то ты – где была? Почему я тут одна отдуваюсь?
– Он меня не звал. Я и не приходила.
– Ой, – испугалась Мадлен. – Он тебя позвал? И что теперь? Он умрет? Раз позвал, ты же должна, да?
– Да конечно! – зло сощурилась Калавера. – Разогнался. Я ему больше ничего не должна. Это он мне должен. Так что пусть выкручивается, как хочет. Пока не доведет дело до конца, пусть даже не мечтает. Я его отсюда вытащу. Мы с тобой. И с Молли. Или как там его теперь?
– Забыла спросить.
– Ну и хорошо, чтобы не путаться. Молли и Молли. Давай будить Дока.
– Отцепи его сначала, а то как будить, когда оно в него течет?
– Ерунда, – глухо рыкнула Калавера и, щелкнув пальцами, рассыпала звонкую дробь из-под каблуков. Трубки, пластиковые пакеты разлетелись облаком пыли и мельчайших брызг, ремни расточились в прах, провода и присоски осыпались золой, наполнив палату запахом горелой изоляции.
– Обожаю, когда ты так делаешь! – Мадлен замотала головой от удовольствия. Младенец выпростал руки из одеяла и потянулся к танцовщице, весело гуля.
– Я знаю, – улыбнулась Калавера. – За дело!
– Подъем! – заорала Упырица голосом сержанта из кино про американских морпехов. Младенец взвыл с неожиданной для такого крохотного тельца силой.
Док дернулся и открыл глаза, полные мути и тоски.
– Я придумал, – сказал он уверенно и ясно. – Я знаю, как вернуть Клемса. Я должен совершить тайгерм.
Несколько мгновений все трое остолбенело смотрели на него. Потом Калавера, оскалившись и выгнув спину, пошла к койке такой походкой, что было ясно: убьет на месте. Она была уже совсем рядом, когда Мадлен гибким движением втиснулась между ней и кроватью и, наклонившись над одурманенным Доком, прошипела: