— Юпитер утверждал, Катя, что сладострастие приятней для женщины, а Юнона с этим не соглашалась, думая, что мужчина получает больше наслаждения.
— Ну, и как же они разрешили вопрос?
Нетерпеливость в тоне показалась Понятовскому вполне уместной.
— Им, Катя, пришлось обратиться к мудрому Терезию, который, как известно, семь осеней был женщиной и потому знал цену обоим любовным наслаждениям.
— Ну?
Понятовский небрежно обнял длинную негибкую талию:
— Я должен огорчить тебя, Катя, мудрый Терезий высказался в пользу мужчин.
— Вот как!
И Екатерина, по-мужски, указательным пальцем разорвала измятый пакет.
Бестужев в «прожекте» своем предлагал, чтобы, по смерти Елисаветы, Петр Федорович был отрешен от наследия, а императором объявлен маленький Павел при регентше Екатерине.
Апраксинской армии, отходящей после победы к российским границам, надлежало спустить канцлеров «прожект» с облаков на землю.
Екатерина читала медленно, будто по слогам.
Потела от удовольствия.
Листы были белые, толстые и большие.
Буквы выведены не наспех.
Фразы, как медь.
— Тут не всякое слово самое нужное, — сказала Екатерина, — да и о нравственности моего мужа не так сильно сказано, как следует.
— Твой муж природою бесстыдный шут. Ему, Катя, к лицу не корона, но колпак с бубенцом.
— Однако он может стать императором, если не действовать решительно.
В «прожекте» Бестужев не забыл и себя: его устраивало президентство в трех коллегиях: иностранной, военной и адмиралтейской и чин подполковника четырех гвардейских полков.
Понятовский сказал, улыбаясь:
— Нашего друга Алексея Петровича меньше всего можно сравнить со спартанцем Пэдоретом.
— Я что-то не помню про него.
— Когда этого человека не выбрали в число трехсот лучших, составляющих царское окружение, он шел к дому с сияющим лицом, радуясь, что в отечестве нашлось триста граждан лучше его.
Понятовский был остроумен в разговоре блеском чужого ума и литературной фразы.
— Да, я тоже думаю, что Алексей Петрович не Пэдорет, — согласилась Екатерина, — во всяком случае, мой друг, поблагодари канцлера за его добрые намерения относительно меня.
И, достав из столика золотую табакерку со своим портретом, добавила:
— Алексей Петрович знает, что я бедна. Скажи ему, мой друг, что за мной, Бог видит, не пропадет золотой сервиз. Величие и богатства вельмож составляют славу их государей. Такие у меня мысли. Передай и это, мой друг.