Владимир и в самом деле услышал чьи-то шаги, легкое шуршание, поцарапывание по корпусу корабля, и эти совсем земные, никак не вязавшиеся с космосом звуки коснулись сердца. Еще чуть-чуть — и Евгений уже «дома», в отсеке «Союза-4». Да, он был теперь совсем рядом, их разделял всего лишь люк.
Сдерживая нетерпение, Владимир прислонился к люку, зная в то же время, какая губительная пустота таится за ним. Но Евгений был в скафандре, и теперь страховал Алексея, который начал передвигаться в том же направлении, тем же способом.
— Переманил от меня ребят и небось доволен, — услышал Владимир в наушниках голос Бориса, который совсем не шутил.
И правда, он оставался один, совершенно один, теперь в его корабле пустовали два покинутых кресла.
Но вот и Алексей перебрался к Владимиру. Захлопнулась крышка люка — словно он на Земле покрепче притворил за собой дверь. Сейчас они выровняют давление… Помогут друг другу снять скафандры…
Ну, кажется, все, пора…
Неужели они уже здесь?
В открытый круг люка на него смотрели родные лица. Забыв про командирский статус, Владимир нырнул навстречу этим двоим, протянувшим к нему руки…
…Осиротелый, печально посверкивая панелями, лоснясь зеленым боком, отходил от них корабль Бориса. Владимиру показалось, будто в маленьком круглом оконце мелькнул белый шлемофон. Уходит, уходит совсем… Он скосил глаза направо, налево, пошевелил, повел плечами и почувствовал плечи двоих. С чем сравнить это чувство? И тут же защемила грусть. Корабль Бориса отходил, уменьшаясь в размерах.
«Союз-4» приземлился 17 января, а «Союз-5» — 18-го. Владимир был еще под неусыпной опекой врачей, когда к гостинице подкатил автобус, которого он ждал больше всего на свете.
— Как будто год не виделись, — сказал он, пожимая Борису руку и словно стесняясь радости, которую выдавали глаза.
— Хоть бы обнялись, черти, — подсказал кто-то.
И правда, они не виделись будто год.
«Космонавт-два сидел ко мне в профиль, и я невольно любовался правильными чертами красивого задумчивого лица, его высоким лбом, над которым слегка вились мягкие каштановые волосы. Он был тренирован так же, как и я, и, наверное, способен на большее. Может быть, его не послали в первый полет, приберегая для второго, более сложного».
Помните? Так лаконично и всеобъемлюще нарисовал Юрий Гагарин портрет своего дублера еще задолго до того, как он открыто глянул на нас с газетной страницы. И Космонавт-два стал близок и дорог нам хотя бы уже потому, что был звездным братом Космонавта-один. Их шаги, их мысли, их сердца вторили одно другому до самой той заветной дверцы лифта, который сначала одного из них вознес на вершину ракеты, готовой к старту. Был год шестьдесят первый, был апрель, было утро космической эры.