Теперь уже Кристина смотрела на него и ждала продолжения. Лещинский недоуменно морщил лоб.
— Хотя, может, это и не аномалия, — добавил он. — Может, индивидуальное восприятие магического ответа. Вы задаете вопрос, сплетая узор. Мозг может по-разному трактовать ответ у разных людей. Я просто получаю безусловное знание. Кто-то может видеть, как зачарованные предметы светятся…
— Светился весь музей, — напомнила Кристина.
Впрочем, из общей картины событий это не выбивалось. В музее наследили сектанты, в этом не оставалось сомнений. Почему они не могли заколдовать его целиком?
— Светятся необычным оттенком, — уточнил Лещинский. — Но да, музей может полностью быть под каким-то заклинанием. Только я его не нахожу, вот в чем загвоздка.
— Грош была бы цена той тайной магии, обнаружить которую любой инквизитор сумел бы за секунду, — буркнула Кристина. — Вы сами говорили, что они пользуются какими-то новыми неизвестными чарами.
— Да. А еще мне кажется, что в последнее время мы списываем на эти чары слишком много странностей.
— Даже если так — и что?
Лещинский тяжело вздохнул, а потом неожиданно коротко рассмеялся.
— Действительно. Ничего. Продолжаем поиски. Умеете вы одним вопросом отсечь лишнее.
Он обновил заклинание невидимости и жестом позвал Кристину идти дальше. Вернувшись в коридор, он принялся ткать еще один узор, подкрепляя заклинанием.
Ни узора, ни тем более заклинания Кристина не знала. Но судя по некоторым комбинациям движений, это была разновидность проверочной магии. Наверное, какая-то специфическая, инквизиторская. Она заняла больше времени, чем обычные проверочные узоры. Но, закончив, Лещинский лишь покачал головой.
— Нет. Никакой магии, никакого свечения. Если так ничего и не найдем, устроим здесь засаду. Что-то может проявиться, когда сектанты забеспокоятся после катастрофы.
— А они забеспокоятся? На их месте я бы уже сообразила, что их выманивают.
— Не исключено, что они тоже сообразят, — отозвался Лещинский. — Или уже давно все понимают. Но все равно начинают паниковать, потому что на кону что-то слишком важное.
«Что? — хотелось спросить Кристине. Даже не спросить, а крикнуть изо всех сил, будто крик мог приблизить ответы или вырвать их у мироздания. — Что такого важного может быть на кону? Почему именно мой город — решающий? Что, черт побери, здесь происходит? Какое чудовище они так ждут?!»
Но она промолчала.
Они говорили шепотом, так тихо, что из кабинетов никто бы не услышал. Но когда раздались шаги, оба съежились, как школьники, которых застал врасплох учитель. Судя по звуку, кто-то спускался с лестницы.