Принятое ключницей сразу по приезде крещение, нисколько не помешало ей творить наговоры и варить колдовские зелья. Но кроме всего этого Меланья успешно пользовала болящих и принимала роды, за что ей все прощалось. А с местным батюшкой Василием они даже подружились.
Тяжкие воспоминания, видно, отразились на лице Ратислава. Заметив, что молодой боярин загрустил, ключница посерьезнела, вздохнула и предложила:
— Пойдем ка, княжич, к колодцу — солью тебе, умоешься, голову остудишь. От дурных мыслей колодезная вода лучше всего. Лучше, разве что, родниковая. Пойдем, пойдем.
И впрямь, студеная вода, вылитая из двухведерной бадьи Меланьей ему на голову, окончательно взбодрила и прогнала, возникшую было, грусть. Ратьша скинул вымокшую рубаху, хлопнул, по бугрящейся мышцами груди, крикнул:
— Сюда плещи!
Мамка, без видимых усилий, вскинула вновь наполненную бадью и плеснула ему на обнаженный торс.
— Ух! Хорошо! — выдохнул боярин. — Теперь — на спину! — и согнулся в поясе.
Получив еще одну бадью воды на спину, Ратислав выхватил у Меланьи приготовленный рушник и с наслаждением растерся. Чувствуя, как прохладный осенний ветерок холодит покрасневшую от растирания кожу, он взбежал по лестнице на площадку смотровой вышки и окинул взором окрестности усадьбы.
Усадьба-крепость, названная им в свое время без затей Крепью, была построена Ратьшей на вершине холма, расположенного на правом высоком берегу речки Прони. Западная сторона холма, подмытая рекой, образовывала высоченный — саженей в тридцать крутой обрыв. Глинистую стену облюбовали для своих гнезд ласточки-береговушки, источившие крутой склон многочисленными норками. Подобраться отсюда к тыну, вкопанному по краю обрыва, наверное, было можно, но с большим трудом. Только кто бы дал спокойно карабкаться на эту верхотуру. Защитникам крепости было чем приласкать со стены незваных гостей.
С северной стороны склон холма тоже срезан глубоким оврагом. На дне его журчала маленькая речушка, впадающая в Проню и скрытая густыми зарослями ветлы.
Две оставшихся стороны — восточную и южную никакие естественные преграды не прикрывали, но и здесь склоны холма довольно круты, а перед усадьбой выкопан глубокий ров, выброшенная земля из которого образовывала вал высотой в пять саженей. В гребень вала вкопан тын из толстых дубовых бревен, высотой еще сажени в четыре. По внутренней стороне тына идет боевой ход, прикрытый со стороны поля заборолами, а сверху от вражьих стрел и непогоды — тесовой двускатной крышей.
На южной стороне вал прорезал въезд, прикрытый четырехугольной надвратной башней сложенной из тех же дубовых бревен. Внизу башни — ворота шириной как раз чтобы могла проехать телега, а высотой — всаднику проскакать не сгибая головы. Закрывались ворота двумя створками, собранными из толстых дубовых плах и обитыми снаружи железными листами. Дорого, зато прочно — не всякий таран возьмет, да и поджечь их с такой обивкой не просто. А денег у боярина Ратислава хватает. Сейчас обе створки отворены — позднее утро, дворня уже снует туда-сюда. Ночью, конечно, врата держат закрытыми — места неспокойные. На верху башни — боевая площадка, покрытая четырехскатной тесовой же крышей.