– Я тебя, ваше благородие, малость поправил амулетиком, так что не помрешь, Светлый. Да и я еще поживу.
«Оборотень», – понял Нырков, теряя сознание. Но успел сказать:
– Спасибо тебе, братец…
III
Нырков был ранен, когда британцы в кровавой атаке выбили томцев из редута. Русские отступали, огрызаясь огнем и бросаясь в штыки. Потери с обеих сторон были невиданные.
Но битва еще только разгоралась. В тумане из низко осевших облаков Бутырцев вместе с Тарутинским полком к восьми утра взобрался на холмы, стоящие к югу от бухты. Бросились в штыки, вторично взяли вражеский редут и продвинулись до северного края Сапун-горы. Это облегчило положение полков одиннадцатой дивизии. Ее командир, генерал Саймонов, вместе с большим количеством своих офицеров был убит еще в самом начале дела. По сути, полки колонны, в которой был Лев Петрович, выручили зачинщиков дела – полки, в рядах которых бился раненный к тому моменту Нырков.
Но англичане понимали, что им никак нельзя пропустить русских в глубь Инкерманских южных высот, к тылам на Сапун-горе. Они пошли в контратаку на тарутинцев. Опять обагрились штыки и приклады. Бутырцев, не принимавший непосредственного участия в схватках, был завязан в узел неимоверной боли – наблюдение за лихорадочными всплесками магического фона давалось ему нелегко: тут и там получали ранения Иные, срабатывали защитные амулеты и заклинания. Когда погибал Иной, он, вслушивающийся в эту магическую свистопляску, получал жуткий удар по обострившимся нервам. А Иные погибали, погибших было явно больше, чем при Балаклаве.
Совсем худо стало Бутырцеву, когда среди прочего он уловил немой и отчаянный крик оседающего на землю Филиппа. Кто он ему? Обычный молодой русский Светлый из бедных столичных дворян – патриот России, слуга Государю, романтический юноша, мечтающий о подвигах, славе, богатстве, любви. В меру умный, чересчур доверчивый, верящий в идеалы. Немного ловелас, но ради чести дамы готов жизнь отдать. Ненавидящий Темных, из-за козней которых божественный Свет не доходит до всех людей. Вот, поди ты, – прикипел к щенку старый Лев, будто к сыну. И эта дурацкая боль…
Долго вслушивался Лев Петрович, позабыв обо всем, боясь услышать последнее дуновение уходящего Иного Филиппа Ныркова. Но услышал слабенькое трепыхание сердца, уставшего, истерзанного болью, но живого. Даже чужую поддержку учуял, так вслушивался, оттолкнув от себя все остальное.
* * *
Между тем на подмогу тарутинцам пришел Бородинский полк, оттеснив англичан. Британцы отступили на пятьсот шагов и огнем своих штуцерников положили целые ряды русской пехоты. Артиллерия неприятеля тоже наносила чувствительный урон русским полкам. Из резервов подтянулись новые английские бригады. Но потерявшие почти всех офицеров ополовиненные русские полки раз за разом шли в штыковые атаки.