Бутырцев был против чересчур суровых наказаний, в частности, он считал, что оборотням трудно контролировать себя в пылу боя, и на британца можно было просто наложить «путы» и лишить магической подпитки, чтобы он хотя бы здесь, на войне, не мог перекидываться. Да и всех известных оборотней можно «спутать» заклинаниями. Но Инквизиция решила, что нельзя лишать свободы выбора даже таких низших Иных, а Темная часть Дозоров поддержала в этом Серых. Циник де Сен-Тресси потом утверждал, что на самом деле все упирается в дороговизну «путающих» заклинаний: тратятся редкие амулеты, расходуется много накопленной Силы. Кто же пойдет на такое ради каких-то оборотней? Но вампиров пришлось удалить с театра действий: убрать из армии и отослать по домам. Одуревающие от крови упыри наливались Силой и становились неуправляемыми.
Но в чем заключаются скрытые интересы, что является истинной целью Инквизиторов и верхушки собравшихся здесь дозорных, Лев Петрович, к своему стыду, до сих пор не мог даже предположить, тем более доложить Шаркану. А московский начальник настаивал: ищи, рой землю носом, Ахрон, провоцируй – пусть противник раскроется.
Как провоцировать? Чем? Подойти к лорду Джеймсу и сказать: я все знаю? Предложить французскому приятелю якобы найденный в глубине Крымских гор артефакт? В упор спросить коварного турка, скольких Иных из крымских татар он нашел и завербовал? Устроить покушение на кого-то из Инквизиторов? Что это даст? Джеймс пожмет плечами, Шарль потребует предъявить находку для оценки, Мустафа… Допустим, он скажет, что Иные-татары – его старинные друзья, с которыми он вспоминал детство босоногое, пил чай и кушал жгучую самсу из тандыра. Серые проведут облаву на покусителя или допрос с выворачиванием мозгов того, чьи магические следы обнаружат. Конечно, можно толковое покушение организовать, такое, что и следов не найдут, главное – повод для допроса-мозголома не давать. Но в чем смысл этого? Нет, ничего толкового на ум не приходило. Может быть, потому, что разум занят постоянной мелкой работой?
В помощники в этом расследовании никто из русских дозорных не годился. Оселок, на котором Лев Петрович оттачивал свои умозаключения – Светлый Нырков, – лежал после серьезного ранения в госпитале, слишком усердно его лечить магией Инквизиция не разрешила. Жив? Подлатали вы его? Хватит целительства, пусть дальше сам, нечего магический фон заклинаниями портить. Филипп маялся в госпитале на Северной стороне, представление его к ордену за участие в Балаклавском деле ушло в столицу, а у Бутырцева не хватало времени навестить страждущего. Но Лев Петрович лелеял надежду, что барышня, которая принимала раненого мичмана в госпитале, не останется равнодушной к страданиям юного… Филиппа. Интуиция опытного Иного, в свое время потратившего немало сил в амурных битвах, подсказывала ему, что между молодыми людьми сверкнула искорка взаимной симпатии.