Обо всем этом думал Бутырцев, проезжая в предутренней темноте через многочисленные русские, французские, английские посты в Балаклаву. Механически он то прикрывался сферой невнимания, то натягивал на себя личину, то читал в памяти караульных пароли и отзывы – все это для него было делом простым и обыденным.
Зато погода доставала. Конец октября выдался не просто ненастным – противным до невозможности. Затяжные дожди расквасили глинистые севастопольские дороги, разбитые тяжелогружеными фурами. Траншеи наполнились водой по колено. На батареях и бастионах, где ежедневно ядра и бомбы перепахивали грунт, а каждую ночь велись земляные работы – ремонт дневных повреждений, земля превратилась в болото. К тому же стали задувать холодные ветра с моря, а по ночам дождик оборачивался колючим злым снегом. Русские караульные мерзли, что уж говорить о союзниках, особенно турках.
Адъютант Меншикова обмолвился, что Государь в одном из своих писем светлейшему писал, что надеется, что осенние шторма, издавна известные плавающим в Понте Эвксинском нациям, изрядно затруднят союзникам подвоз припасов и снаряжения, а то и потреплют их флот.
«На бога надейся, да сам не плошай!» – напомнил в тот день опытный сухопутный вояка Бутырцев излишне восторженному адъютанту.
II
Сейчас тоже дул юго-западный порывистый ветер, и холодные колючки снежного дождя впивались в лицо всадника. Бутырцев плотнее закутался в шинель и надвинул фуражку на самые уши. Но ветер не унимался, становился настойчивее и нахальнее. Барометр на метеостанции, что была оборудована на Павловском мысу между Севастопольской и Доковой бухтой, падал третий день подряд, что говорило о приближающейся буре. Дернул же его черт за язык, когда он предложил устраивать совещания с рассветом, чтобы подводить итоги дознаниям, которые дозорные обычно устраивали в войсках по ночам. «Надо же, в Ночной Дозор записался!» – Бутырцев даже рассмеялся этой очевидной нелепости.
Выезжая через Сапун на дорогу, стекающую со склона горы змейкой вниз, Лев Петрович обострившимся зрением посмотрел в сторону Балаклавы. Увиденное его не порадовало. От невидимого отсюда городка, спрятавшегося в узкой долине между скалистыми высотами, и до Кады-Киоя раскинулись конусы армейских палаток англичан и отчасти турок. Сейчас они выгибались ему навстречу, то тут, то там распахивая полог и трепеща полотнищами на усиливающемся ветру.
Кобыла Бутырцева уже с трудом шла против стремительного воздушного потока, который вскользь бил ей в правый бок, норовя своротить с дороги, сбросить вниз со склона. Лев Петрович припомнил простое заклинание воздуха и окутал себя вместе с животиной невидимым мешком со спокойной атмосферой. Лошадка благодарно вздохнула и пошла резвее. Маг опять посмотрел в сторону Балаклавы. И обомлел.