Она заметила, как Сона вошла на кухню и села рядом.
— Кто это был?
— Рубен.
— Где же он?
— Ушел. Молоко принес, мацони и вот это еще, — она протянула дочери лист, перелила молоко из бутылок в кастрюлю, поставила на плиту. — Мы его от телевизора оттащить не можем, какой же распорядок без телевизора? Или вот шахматы… Кто с ним играть будет? Я, что ли? А самое главное, через неделю начнутся каникулы, тут уж не до расписания…
Сона прочла, улыбнулась:
— Детей у него нет, откуда ему знать… Ладно, мама, я опаздываю, буди детей.
— Ты хоть узнала, есть кто у него посолиднее, чтобы сватом прислать. Человек должен быть обстоятельный…
— Это меня не интересует.
— Странная ты, — вздохнула мать.
— Да не говорили мы об этом, мама, не говорили!
— Не понимаю, о чем же вы говорите? — не уступала мать. — Не говорили, а он к нам ходит, не говорили, а он стиральную машину починил, не говорили, а он молоко вон принес, распорядок какой-то…
— Оставь меня в покое! — вышла из себя Сона. — Хватит.
Вечером Рубен, насвистывая, красил оконные рамы в доме Соны. Вдруг со слезами на глазах в квартиру вбежал Карен, бросился к Рубену, стал бить его кулаками:
— Убирайся из нашего дома! Уходи, уходи!
Рубен соскочил со стремянки, схватил его за руки, но Карен стал бить его ногами.
— Уходи! Тебе говорят, убирайся!
Карен бросился к ошарашенной матери, обнял ее, зарыдал.
— Что с тобой, сынок, что случилось?
— Пусть он уходит, пусть убирается!..
— Успокойся! Успокойся и скажи, в чем дело!
— Ты должен сказать, за что ударил меня, — глухо проговорил Рубен.
Карен бросился в комнату и вернулся оттуда с радиоаппаратами, бросил их на стол:
— Пусть забирает и уходит. Не нужны мне его подарки!.. — И мальчик зарыдал.
Бабушка, растолкав всех, подошла к внуку со стаканом воды в руках. Карен глотнул воды и, всхлипывая, сказал:
— Из-за него… ребята во дворе… плохо говорят… про маму.
— Что говорят?
— Не скажу!
Рубен сжал зубы, наклонил голову и неожиданно бросился к дверям. Во дворе он догнал подростка лет четырнадцати-пятнадцати и схватил за ухо:
— Еще раз посмеешь обидеть Карена — уши оборву.
— Пустите! — заорал парень. — Это не я…
Остальные ребята робко подошли и окружили их.
— Мне не важно, кто сказал эту гадость. Я — папа Карена, так и знайте! Только попробуйте обидеть моего сына, я вам… Я и вашим отцам уши оборву за то, что не умеют вас воспитывать.
— Рубен! — позвала Сона с балкона. — Неудобно, иди домой!
— Погоди! — ответил он, обводя подростков мрачным взглядом. — Все поняли?
Дома Рубен подошел к Карену, положил ему руку на плечо:
— Помни, ты — мужчина. Не всякое слово со двора можно домой тащить. — Он закурил и вышел на балкон.