Люди в толпе одновременно плачут и смеются, когда Мэтт заканчивает читать. «У каждого должна быть хотя бы одна эпичная история любви, – заключила Джулия. – Наша была именно такой для меня. Если нам повезет, у нас их будет две. Я желаю тебе еще одну эпичную любовь».
Мы все думаем, что Мэтт на этом закончит, но он говорит, что считает справедливым, чтобы Джулия тоже нашла любовь, где бы она ни оказалась. Так что он подготовил ее профиль для сайта знакомств в раю.
Раздается несколько смешков, хотя поначалу они звучат неуверенно. Не слишком ли это нездорово? Но нет, именно этого Джулия и хотела, думаю я. Это и неловко, и смешно, и грустно, и вскоре все прекращают рыдать и заливаются смехом. «Она терпеть не может грибы, – написал Мэтт ее небесному кавалеру, – не угощай ее ничем с грибами. И если там есть Trader Joe’s, а она говорит, что хочет там работать, поддержи ее. Заодно получишь неплохую скидку».
Далее он говорит о том, как Джулия протестовала против смерти множеством способом, но в первую очередь – тем, что Мэтт назвал «творением добра» для других. Он не перечисляет ее действия, но я и так знаю – и все испытавшие ее доброту на себе, так или иначе, говорят об этом.
Я рада, что пришла, рада, что выполнила свое обещание и увидела ту сторону ее личности, которую никогда не смогу узнать о любом из своих пациентов: то, как их жизнь выглядит за пределами кабинета психотерапевта. Работая наедине, мы видим глубину, но не обширность, словно слова без иллюстраций. Будучи абсолютным инсайдером, знающим мысли и чувства Джулии, я посторонняя здесь, среди всех этих людей, которых я не знаю, но которые знали Джулию. Психотерапевтов учат, что даже если мы окажемся на похоронах пациента, то мы должны оставаться в стороне, избегать взаимодействия. Я так и делаю, но как раз в тот момент, когда я собираюсь уйти, дружелюбная парочка заводит со мной беседу. Они говорят, что Джулия ответственна за их союз: она свела их на «свидании вслепую» за пять лет до этого. Я улыбаюсь и пытаюсь попрощаться, но женщина спрашивает: «А откуда вы знали Джулию?»
«Она была моей подругой», – говорю я рефлекторно, помня о конфиденциальности. Но едва я произношу эту фразу, я понимаю, что это правда.
– Вы будете думать обо мне? – спрашивала Джулия, отбывая на свои множественные операции, и я всегда отвечала, что буду. Эта уверенность успокаивала ее, помогала оставаться сосредоточенной в хаосе беспокойства по поводу того, что она ложится под нож.
Позже, однако, когда стало ясно, что Джулия умрет, этот вопрос приобрел еще один смысл.