В год отмены крепостного права Каролина Логиновна (жена Штиглица) почувствовала себя непраздной. Это было настолько невероятно, что супруги сначала не поверили, затем таились, как будто боясь сглазить, а потому не приглашали врачей и вообще никак не оглашали это обстоятельство. Правда, шила в мешке не утаишь, и в обществе поползли слухи о грядущих переменах в семье банкиров. Наконец, в положенный срок пожилая уже роженица разрешилась от бремени, и счастливому отцу подали маленького сморщенного человечка, оглашающего окрестности тонким писком. Казалось, счастью его не будет конца, но через несколько минут ему подали еще одного ребенка, а затем Каролина Логиновна вздрогнула, широко раскрыла глаза и испустила свой последний вздох, выполнив, ценою жизни, свое женское предназначение в этом мире.
Людвиг и Люсия были похожи друг на друга, как только могут быть похожи брат и сестра, а близки – как это бывает только с близнецами. Но если сына старый банкир любил и всячески баловал, то дочку, похоже, считал причиной смерти своей обожаемой супруги и… просто не обращал на нее внимания. Она, разумеется, не голодала и не ходила в обносках, как Золушка, но вся нерастраченная отцом нежность доставалась ее старшему брату. Старшему на семь минут.
– Скажи, Людвиг, как тебе показался этот солдат?
– Какой солдат?
– Тот, что тебя спас.
– А, унтер-офицер Будищев… а почему ты спрашиваешь?
– Людвиг, я задал тебе вопрос.
– Прости, папа. Но я правда не понимаю, что ты хочешь узнать. Унтер как унтер. Георгиевский кавалер. Хотя, конечно, есть в нем некая странность…
– Продолжай, пожалуйста, – поощрил сына старый банкир.
– Он не боялся меня.
– Что?!
– Ну, понимаешь, все нижние чины, когда видят офицера, особенно незнакомого, тут же замыкаются в себе, как улитки, прячущиеся в своих раковинах, поскольку не знают, что от нас можно ожидать. Мне, право, неловко в этом признаваться, но солдаты в нашей армии боятся своих офицеров, и, к сожалению, у них есть на это причины.
– А он, выходит, не боялся?
– Нет. Может быть, он слишком много пережил за прошедшую войну, а может, от природы таков, но он смотрел на меня, как на…
– Равного?
– Нет, папа. Как на пустое место. Как будто он лучше понимал, что и как делать в той ситуации. Нет, не подумай, он вел себя в полном соответствии с уставом, но глядя на него, я ясно понимал, что он – ветеран, а я – желторотый юнец. Наверное, так.
– Жаль, что ты не захотел стать банкиром.
– Папа, мы уже не раз говорили об этом!
– О, Людвиг, я вовсе не порицаю твой выбор! Просто ты умеешь разбираться в людях, а это очень важно в нашей профессии. Не менее важно, чем хорошо считать. Впрочем, считать ты тоже умеешь хорошо. Не зря ведь ты окончил Михайловское училище по первому разряду, да еще и на год раньше своих сверстников.