при пасторате располагалась в канаве в дальнем конце сада, и ее скрывали от глаз заросли пышной крапивы и высокие кусты золотарника, разросшегося до гигантских размеров благодаря обилию удобрений. Рабочий поднял высушенное солнцем плутоватое лицо с похожей на бахрому косматой бородой и усами. Маленькие хитрые глазки мстительно блеснули.
– Тот малый сказал, что воду можно будет пить при желании, – пробурчал он себе под нос, сплюнул в канаву и продолжил как ни в чем не бывало махать лопатой.
Это был привычный выпад Гормли против пастора: подобную выходку он позволял себе каждый раз, когда чистил яму. Бойкий на язык торговец, продавший мистеру Клапледи очистную установку, клятвенно уверял, будто она справится с любыми твердыми и жидкими отходами, обеспечив на выходе поток чистой воды, и честный пастор поверил ему на слово, хотя Исайя Гормли откровенно, в самых решительных выражениях высказал свои сомнения. Подобное пренебрежение его советами, к которым почтительно прислушивалось многочисленное семейство Гормли за исключением старшей невестки да вдобавок негодная очистная установка, вынуждавшая Исайю раз в полгода спускаться в карликовый Тофет[69] при пасторате, растравляли застарелую обиду. Однако пастор в то утро не был расположен отвечать на колкости.
– Займись лучше делом, Исайя. Знаешь, как говорят, пока овца блеет – траву не жует, – произнес он и уже строже добавил: – И еще я бы хотел, чтобы ты убедился, что ветер дует не в сторону дома, когда в следующий раз решишь вычистить это место. Юго-западный ветер – хуже всего. Нет, так не годится, это неприятно и вредно для здоровья.
– На свете нет ничего здоровее – одна польза и человеку, и всякой живой твари, – раздался из канавы голос старика. Его глухой звук отдался эхом от металлических стенок отстойника и гулко загудел словно невидимый оракул. – Вот отчего все растет и расцветает пышным цветом, – прогромыхало из-под земли, словно сама сливная яма потребовала уважения к своей особе и признания ее заслуг.
– Не болтай чепуху, Гормли, и заканчивай поскорее, – ответил мистер Клапледи и пошел дальше.
В канаве послышалось копошение, над землей показалось свирепое лицо, а затем и туловище возмущенного Исайи. Он не собирался позволять каким-то чужакам, хотя бы даже и священникам, указывать ему, какие ветры и запахи в его родной деревне хороши или плохи. Полный негодования, Гормли закрыл крышками люки отстойника, сердито потоптался на них и заковылял в сторону деревенского паба, бросив работу. Он решил объявить забастовку!