Как она могла отказаться?
Мака склонилась, опустила пальцы в священную воду храма. Она слизнула капли и улыбнулась.
— Ты будешь страдать, испытывать боль, можешь умереть. Платой будет мое наслаждение от просмотра.
— Куда вы меня отправляете? — Сорча слышала свой голос как из-под воды. Он был медленный и искаженный, доносился до нее с эхом.
— Это задание выгодно нам обеим, — ответила Мака. — Ты получишь лекарство. Я верну детей.
— Как лекарство связано с твоими детьми?
— Никак. Но я доверяю тебе возвращение моих детей в Тир-на-ног.
— Землю юности? — запнулась Сорча. — Другой мир?
— Мне надоедает объяснять тебе мои решения. Уходи, или я выгоню тебя из храма
Сорча схватила мешок и развернулась. Она не могла рисковать тем, что фейри передумает. Это был шанс спасти ее отца! Спасти всех!
Она замерла на краю поляны. Нога пересекла порог храма, прошла в лес. Другая осталась на зачарованная поляны.
Она оглянулась на фейри, расчетливо следящую за ней. Мака села на мох, ее пальцы играли в журчащей воде храма.
— Зачем ты это делаешь? — спросила Сорча в последний раз.
— Я тоже страдала от мужчин, и больше раз, чем хочу вспоминать. Моя мать сказала бы, что с ними лучше быть тихой, но продолжать поступать правильно, — глаза Маки вспыхнули. — Я не женщина, а щит и меч. Я вырежу свой путь или заставлю других создать его для меня.
— Как это связано со мной?
Их взгляды пересеклись, Мака улыбнулась.
— Ты такая же, человечек. Они говорят тебе снова и снова, что ты спокойный пруд, но мы обе знаем, что под поверхностью бушует буря. Я буду рада увидеть, как у тебя вырастут коготки.
Сорча в тревоге бросилась в лес. Ветви тянули ее за одежду и волосы. Она не давала им удержать ее. Она больше не была в безопасном укрытии.
Ее дыхание вылетало с хрипом из тела. Она заключила сделку с фейри. Чем она думала? Это были оковы.
А если она не найдет лекарство? Сорча выбралась из леса и упала на четвереньки у дороги. Она согласилась на погоню до конца жизни? Она будет вечность искать невозможное?
Она не могла надышаться. Воздух застревал в горле, грудь болела. Ребра раздвигались, рот открывался и закрывался, она пыталась дышать.
Она знала, что это была паническая атака. Часть ее разума узнала, что воображение уносит ее от благоразумия. Ее тело не понимало это, и тошнота поднималась из желудка.
Она закашляла, извергая завтрак. Желчь лилась из носа, сливалась со слюной, что капала с губ.
Что она сделала?
— Дыши, Сорча, — бормотала она. — Один вдох. Два.
Вдох, выдох, она считала биение сердца и движение легких. Птицы чирикали в деревьях неподалеку. Двадцать семь трелей, и они остановились. Колеса кареты скрипнули, камни захрустели под их весом.