Она потерла руки, пачкая воду кровью. Она стала красной, как мышцы на спине ее отца, когда она сильнее прижала клинок.
— Сорча!
Она вышла из ступора, вытерла руки о тряпку, повязанную на поясе. Ветерок бросил рыжие кудри ей на глаза, мешая видеть. Она зло выдохнула, убрала их.
Кровь была под ее ногтями.
— Иду! — крикнула она, толкая дверь.
Комната за ней была тихой. Так всегда было у папы, а теперь было тихо, как в гробнице. Сорча молилась каждую ночь, чтобы это не сбылось.
Она знала, как помешать зачать ребенка, как принимать роды, знала все для матери и ребенка. Она помогла многим женщинам с родами и ухаживала за многими детьми.
Но она хотела быть настоящим целителем. Ее душа желала большего, вправлять кости и искать лекарства от болезней. Полки книг были в ее спальне, там были подробные описания всех трав, всех техник, даже фейри, которых можно было просить о помощи.
Жаль, фейри давно перестали слушать.
Трофеи путешествий папы украшали стены его комнаты. Шкура медведя покрывала каменный пол, темный деревянный стол был с его записями и весами для подсчета монет. Его кровать занимала почти всю дальнюю стену, тяжелый полог закрывал его от Сорчи.
— Сорча, лихорадка вернулась, — сказала ее сестра.
Она бросилась к нему.
Розалин была младшей в публичном доме и была доброй. Чем дольше она оставалась здесь, тем тише становилась. Добрые люди долго в такой профессии не задерживались. Им или везло, и какой-то аристократ забирал их к себе, или они пропадали навеки.
Лицо Розалин в форме сердечка было бледным от страха. Она стянула светлые локоны кожаным шнурком, но несколько прядей выбилось и подпрыгивало от ее движений.
Такое милое создание точно привлекло бы внимание аристократа. Или солдата, по крайней мере. Какой мужчина не хотел бы такую любовницу?
Сорча прижала ладонь ко лбу папы и цокнула.
— Мы завершили еще одно лечение, и я думала, отдых не пустит лихорадку. Мне жаль, я ошибалась. Можешь принести, пожалуйста, горячую воду, Розалин?
— Это поможет?
— Да. Чай лечит многое, — соврала Сорча. Он не исцелится ни за ночь, ни за две недели, ни за год. Он не исцелится вообще. Но Розалин была нежной, так она будет меньше переживать.
Сорча смотрела, как сестра убегает из комнаты, с тревогой в глазах.
— Отлично, — закашлял папа. — Они не дают мне покоя, будто я уже мертв.
— Они переживают, — ответила Сорча с улыбкой. — И имеют право.
— Другой займет мое место. Такое дело долго пропадать не будет.
— Но будет ли он добр? Будет ли он понимающим?
— И я не такой, и девочки не должны ждать, что другой будет таким.