Инсайт (Марк Грим) - страница 26

И они двинулись ко мне и пытающемуся встать Улыбаке, замыкая кольцо. Я только и мог, что описывать удлинняющимся кулоном круги, разрубающие Теней и заставляющие на секунду замереть Расколотых. Но всё было предрешено…


– Да-да-да, всю работу делают за моих малышей! А ведь этот был почти совсем мой, лысый, гниющий, всё, как надо! Ну так разве можно?! – поигрывая тростью, только что съездившей Кота по макушке, Кошмар, взмахнув плащом, соскочил с трухлявого ящика и брезгливо пнул горелку, уничтожив единственный источник света в каморке. Но Кот всё равно видел это существо слишком отчётливо. …Улыбака с трудом встаёт рядом – в трясущихся руках кривой, как коготь, нож.

– Эй, я к тебе обращаюсь, дружочек. Ты не слишком любишь гостей, да?

…Расколотые наваливаются разом. То ли лапы, то ли щупальца стискивают меня в страстных объятиях.

– Не слишком вежливо, так обращаться с тем, кто спас твою блохастую шкурку, а? – Погонщик кривляется и фиглярствует, руки и ноги гнутся под немыслимыми углами, жуткая маска будто смеётся. А Кот всё не может ничего сказать…

… -Нет-нет-нет-нет-нет, этого не трожьте, он мне всего дороже!!! – весёлый, немного безумный голос, режет как бритва, распевая корявые вирши. Но Расколотые замирают. Правда всего на мгновение:

– Этого можно. – Звонарь почёсывает ближайшего Расколотого. Обломки маски, плавающие на месте лица, расходятся в стороны, и голову рассекает алая щель пасти с огромными, искрошившимися, тупыми зубами…

– Кстати, чуть не забыл, хххих! – сухопарая фигура плюхнулась на матрас, рядом с дрожащим Котом. Тонкая рука змеёй обвила шею, а маска (холод, лютый холод от неё) пристроилась на плече, как ужасная, неестественная, уродливая птица. И шёпот:

– Твой друг передаёт привет… Он наконец перестал улыбаться…

Неестественно жуткая пародия на поцелуй. Секунда, две, и Улыбака падает. На месте его нижней челюсти рваная дыра глотки, обрамлённая гирляндой разорванных мышц и осколками костей. Но крови почти нет. Глаза, расширившиеся на пол лица, находят мой взгляд. В них боль и мольба. А я не могу даже пошевелиться, как сейчас.

– Так, милые, этого уносите, поиграйте пока! А папочке нужно поговорить со вторым мальчиком.

– Ну да ладно, кто старое помянет, да? – этот ходячий ужас с силой хлопает Кота по плечу и пересаживается напротив.

– Нет, ну ты что, совсем ничего мне не расскажешь? Я тебе и привет от старого друга передал и вообще! Скотина ты невоспитанная! Выпотрошить тебя что ли?

Кот не мог оторвать глаз от огоньков, хищно пляшущих за тёмными стёклами чумной маски. Сказать, что он боялся – сильно приуменьшить. Матрас под ним давно стал мокрым, даже руки перестали дрожать, так сковал его страх.