- Тем противней, - сказал Брайс, - просить тебя об одолжении.
Я кивнул. Знаю, что это за одолжение, пускай в общих чертах.
- Совет никогда не был моей целью. Буду молчать.
- Прости, - повинился дядя. – Саймона мы тоже упустили. Кинжал словно сгорал от ненависти?
Я снова кивнул. На этот раз более заинтересованно.
- Сталкивался с таким дважды, - объяснил Брайс. – Оба раза - кровососы, оба раза на фронте. В шестнадцатом году союзник в чинах попался, пришлось отпустить, а за другого, через год, Ферриш отблагодарил щедро. Уверен, что Саймон не вампир?
- У него кровь текла, - напомнил я свой рассказ, – но он мог командовать … вампиром. По слову госпожи.
- Кровь мы нашли, только она порчена. В ритуал слежки не пойдет. Его хорошо подготовили.
- Считаете, Саймон не сам все это придумал?
Пришло время Брайса качать головой.
- Наделить человека властью над молодой кровью по праву слова может только старейшина либо древний.
Опять кровососы. У клана длинная история взаимоотношений с ночными тварями практически с самого основания. Ферриш хорошо платил за опасных зверей. Последнее нелегальное гнездо в Бремшире вырезал мой отец в тысяча девятьсот двадцать седьмом. Кровососы отомстили, сделав меня круглым сиротой. Дед тогда вояж по стране устроил. Не в одном графстве гнезда горели, говорят, даже пара древних князей в ад отправилась.
- Тогда тот оборотень, что убил деда…
- Его просто использовали. Выжгли на коже руны подчинения, опоили зельями, скормили пару редких сердец и привели на заклание.
- Но как безумная тварь с дедом справилась?
Брайс неловко пожал плечами.
- Помогли.
- Кто-то из своих?
- Не знаю! Пока ты не сказал о Саймоне, я думал на Шона, но даже он не стал бы использовать сына.
Шон Ферон – отец Саймона, был главным конкурентом дяди на выборах главы. Деда он ненавидел, особого кодекса чести не имел, но сына любил искренне. Когда тот сбежал, меня едва не убил, обвиняя во всех смертных грехах.
- Значит, молчим и подозреваем всех?
- Примерно так, - согласился Брайс. – Ешь яичницу, остынет.
Я быстро расправился с завтраком, одел свежий костюм, что приготовила тетя, сунул в кобуру вычищенный и смазанный кем-то пистолет, бросил во внутренний карман пиджака кинжал в новеньких кожаных ножнах. Дядя Брайс проводил меня в часовню, прикрыв от чужих взглядов одним из фокусов Ферриша.
Окно, разбитое Саймоном, оказалось цело, свечи по полу не валялись. Часовню заново вылизали, заделали след от пули в стене, оставив едва заметный аромат свежей штукатурки. Старика перемотали и переодели, скрыв следы пулевых ранений, и дед мирно лежал в гробу, слегка улыбаясь. С улыбкой, появившейся после второй смерти, ничего сделать не смогли.