- Ты – пить, а я – читать.
- Фу, скука какая! – сплюнул братец.
- Дедовы дневники, - сказал я.
Свой дневник вел каждый одаренный клана. Эта вещь считалась настолько же личной, насколько и сакральной. Дневник – первое что искали после смерти охотника, потому что в большинстве случаев именно он проливал свет на обстоятельства его смерти.
- А разве дядя их не забрал?
- Только последний.
- Уверен? – спросил Логан.
Понимаю его сомнения. Читать дневник должен наследник. Наследником был Брайса, но последние девять лет мы жили вдвоем. Вдвоем делали всю работу по дому, готовили и стирали, занимались и тренировались.
- Кое-что дед оставил мне лично, - сказал я.
Для главы клана у деда был небольшой дом. Он говорил, что для двоих больше и не надо. Каменное строение двух этажей с библиотекой, кабинетом, и спальней-чуланом на втором этаже. На первом, кроме гостиной с камином и большим радио: кухня, ванная и большая спальня, что принадлежала мне. Были еще алхимическая лаборатория и круг призыва в подвале, но работать дед предпочитал в кабинете прямо за столом. Туда мы и отправились.
Логан упал на диван под стеной, и занялся пивом, а я сдвинул стол, поднял половицу дедовым кинжалом и вытащил на свет сверток кожи со знаками сохранных чар. В нем – три разноцветных дневника с застежками на кожаных обложках и пухлый конверт с лаконичным: «Дункану».
Я снова воспользовался кинжалом не по назначению и вскрыл бумажный пакет. В основном там были какие-то документы, но нашлось и письмо.
- Здесь документы на дом, - писал дед, - счет в банке. Его лучше не трогай. Для начала тебе хватит того, что в сейфе. Код – тридцать два-пятьдесят девять. В сером дневнике я записывал мысли о снятии печатей. Информации там не много, да и толку тоже, зато сразу сможешь отбросить бесперспективные направления. Коричневый писал, когда ты учудил с Саймоном. Его прочти обязательно. Не думаю, что парень простит тебя, считай первого смертельного врага ты нажил. Черный – пустой. Соберешься чудить – запиши для потомков.
Похоже на деда: коротко и по делу.
Я взял серый дневник, откинул застежку и перелистнул страницы. Дневник был исписан едва ли на четверть. А вот коричневый выглядел гораздо потрепанней. На коже обложки сохранились не выводящиеся пятна, имелись они и на пожелтевших страницах. Я сел в дедово кресло и подвинул ближе настольную лампу. Записи были разной длины. Иногда это пару строчек, иногда – страниц. Даты в заглавии записей следовали день за днем, а потом пропадали на целые месяца. Я отыскал десятое июля одна тысяча девятьсот тридцать первого года. День, который я не забуду никогда.