Сначала мы посидели немного в гостиной; скоро Огарев вернулся с обычной прогулки; ждали только его появления, чтобы подать обед. Горничная доложила, что суп на столе. Мы перешли в столовую и сели за стол, но бедный Гончар с брезгливостью раскольника посматривал на постные блюда и наконец решился выпить стакан молока с белым хлебом. В продолжение всего его пребывания в Теддингтоне молоко и хлеб были единственной его пищей. Впрочем, он казался равнодушен ко всему материальному. Он не говорил, зачем приехал, даже наедине с Герценом; но последний понял, что Турция начинала теснить некрасовцев и они желали бы скорей получить поддержку от революционной партии, чем от русского правительства, к которому относились недоверчиво и которого даже побаивались. И теперь они желали убедиться, располагает ли партия Герцена какой-нибудь материальной силой. Конечно, Герцен никого не обманывал и не преувеличивал своего влияния в России, и Гончар мог убедиться, что ничего особенного из его поездки выйти не могло. Но все-таки он был рад узнать русского, о котором поминалось иногда в газетах всей Европы.
Меня как хозяйку дома Гончар называл постоянно «старухой», хотя в то время мне не было и тридцати пяти лет. Он был очень дружелюбен ко мне и к детям. Когда он пожелал идти в «Русскую типографию», я вызвалась показать ему дорогу, и старшая моя дочь побежала за нами. Ей было около пяти лет, но Гончар находил, что она мала, чтобы идти за нами пешком, и нес ее на руках туда и обратно.
Кельсиева много расспрашивала его о своем муже. Гончар хвалил его, но говорил, что он не нашел себе еще дела и принимается то за ту, то за другую работу. «Возьмите меня с Марусей, – сказала Варвара Тимофеевна, – ведь это было бы для нас такое необыкновенное счастье; где мне одной доехать до него». Гончар, добродушный и жалостливый, тотчас согласился взять их с собой.
Помню, что Герцен гладил Марусю по голове и говорил ей ласковые речи, а в голосе его слышны были слезы. Ему жаль было этого бедного, слабого ребенка, которого судьба уносила далеко от нас, неизвестно зачем. Обыкновенно Герцен помогал всем; он дал Варваре Тимофеевне нужные деньги на дорогу, и она уехала с Марусей под покровительством Гончара. Она трогательно прощалась с нами и просто и сердечно благодарила за всё.
Жалею, что утратила письма Варвары Тимофеевны и ее мужа из Тульчи. Бедные! Много они там настрадались и нагляделись на многое. Помню, что Варвара Тимофеевна говорила в одном письме: «Вы не имеете понятия об узкости здешней жизни; люди (а не дети) ссорятся за стклянку