— Крыса, чтобы прикрыть тебя, я должна хотя бы догадываться, с какой стороны полетят пули! — взорвалась она.
— А если они полетят со всех сторон сразу? — примиряющим тоном спросил я.
— Тогда падай на землю, дурачок…
— Как? А можно еще раз — последнее слово?
— Дурачок, — протянула она, явно оттаивая. Я едва не заурчал от удовольствия, все же что-то было в ее голосе.
Секунды летели, слишком быстрые, быстрее, чем эти, не к ночи помянутые пули. А я смаковал ее голос, как дорогой коньяк, согретый в мягкий женских ладонях.
— Леди?
— Я здесь, — тихонько отозвалась она.
— А почему молчишь?
— Мне нравится молчать с тобой, — со странным удивлением проговорила она, словно не веря самой себе.
Я встрепенулся, как конь. Но секунду подумал — и захлопнул пасть. На эту девушку нельзя было давить, это я уже сообразил. При малейшей попытке она исчезнет. А я не хотел, чтобы она исчезала. Мне тоже нравилось молчать с ней. Но, возможно, было занятие, которое нам понравиться еще больше?
— Леди, — позвал я, — а ты петь умеешь?
— Что? — изумилась она, — нет, конечно. Твою песню делала профессиональная команда. По моей просьбе.
— Твой голос просто создан, чтобы петь, — возразил я.
— Возможно. Но я никогда не пробовала… Понятия не имею, как это делается.
— Очень просто, — я вытянул руку и привычно защелкал пальцами, отсчитывая ритм.
— Крыса, прости, — неуверенно вмешалась она, — если те звуки, которые ты производишь — то, что я думаю, то ты два раза отстал примерно на одну тридцать вторую.
— Ничего себе? — поразился я, мгновенно забывая красоты подводного мира, — если ты ЭТО слышишь…
— Я не слышу. Я считаю.
— Да? Ну ладно, наверное, это неважно. Запомни — немного отставать можно, это ничего. Главное — вперед не забегать. Теперь я напою, а ты попробуй подстроиться.
…Besame, besame mucho
Como si fuera esta noche la ultima vez.
Besame, besame mucho
Que tendo miedo tenerte, y perderte despues.
Почему мне в голову пришла именно эта, до дыр затертая песня? Не знаю. Как-то само легло на язык. И не спрашивайте меня ни о чем. Просто — не надо!
Бесаме, бесаме мучо…
Я уплываю, ждет меня берег другой.
Бесаме, бесаме мучо…
Так будет лучше, прощай.
Мое сердце с тобой.
* * *
На глубине «в десять тысяч сомнительных метров», в кабинете Клары Ивановны, прогудел телефон.
Та сидела над ежегодным отчетом и отозвалась не сразу, а лишь после настойчивых просьб аппарата. Звонок шел не через секретаршу, напрямую. А это значило, что Клару беспокоят по серьезному поводу. Она взглянула на высветившийся номер:
— Ким, это ты? Что-то случилось?
— Леди держит связь с Крысой по радио.