В общем, миллионером я пробыл недолго. Ровно столько, чтобы пацан успел позвонить тестю, а тот — начальнику полиции, а я — выпить бокал шампанского «за счет заведения» и спуститься по лестнице. И чего на лифте не поехал? Впрочем, ждали меня и там.
И оказалось, что я вор-рецидивист по кличке Лобзик, и на меня существует досье, толщиной с батон. Спасибо хоть не серийный убийца, а то еще пришлось бы психиатрическую экспертизу проходить. Судья, когда приговор зачитывал, пол графина воды выхлебал, чтобы в голос не ржать.
Сам господин Таривердиев, конечно, на суде не присутствовал. Он — солидный человек с хорошим вкусом, на «Лебединое озеро» ходит. Такие пошлые спектакли не в его вкусе. А щенок пришел. С парой телохранителей. Весь суд он проерзал на жесткой скамейке, изнывая от скуки и нетерпения, но уйти не смел. Ждал, поросенок. Я сначала не понял, чего — ведь приговор-то, наверняка, давно был согласован с тестем, и щенок его знал. Все знали, кроме меня. Я, впрочем, тоже догадывался. Поскольку в числе прочего среди моих трофеев значилась бесценная ваза эпохи Мин, уворованная из музея, светила мне «вся строгость», то есть пятнадцать лет. Их я, в конце концов, и получил, что называется, «в обе руки».
А когда я встал, пацан так и встрепенулся… Только тут до меня дошло, чего он ждал. Моего последнего слова. Ну — раз «хочете песен — их есть у меня». И сказал я, глядя прямо ему в глаза: «Кищарэли ин жес куру ин сус». По-молдавски это означает: «сядь ногами на землю, попой вверх». Что-то вроде: «Успокойся, не суетись, оно того не стоит». Я и в самом деле так думал. Лоханулся — так лоханулся, чего теперь суетиться? Не все коту флеш-рояль, бывает и две двойки. Но он-то молдавского не знал! Как он перепугался, это же надо было видеть.
…А в тюрьме я не задержался.
Сейчас у меня были новые документы, новая фамилия, ни одного разу не молдавская, новое лицо… И даже новые отпечатки пальцев. Правда, «пальцы» всего на несколько часов. Но этого должно было хватить.
Я доштопал носок, натянул его, полюбовался на себя в зеркало: красив, зараза — и умен! Замел следы компрометирующего занятия, чтобы, не дай бог, горничная не увидела, и с кем-нибудь не поделилась, проверил карманы… Вообще-то у смокинга карманов нет. Но у ЭТОГО смокинга они были.
В это время зазвонил аппарат в номере.
— Надеюсь, это что-то важное, — сказал я в трубку, — отвлекать меня перед игрой не в ваших интересах.
— Почему вы решили, что это я? — поинтересовался спокойный, густой баритон.
— А кто еще мог звонить мне сюда? Сосед снизу, сообщить, что я его залил, принимая душ? — фыркнул я.