— Что поделать, не повезло, — пожала плечами женщина. Она и впрямь ничем не напоминала хрестоматийную немецкую фрау — хозяйку пивного ресторанчика: высокая, под метр восемьдесят, довольно стройная, хотя и не худая, вместо бюста некое схематичное обозначение второго полового признака, но волосы — нечто неописуемое. Когда агенту Колибри представили фрау Тальберг, она чуть не присела — ей навстречу поднималась огромная, нескончаемая копна огненно-рыжих кудрей. Самая «подходящая» внешность для разведчика. Раз увидишь — считай, сфотографировал, — вот, пытаюсь наесть живот, — продолжала она, — но что-то плохо получается.
— Да зачем он вам? — искренне изумилась девушка.
— А стабилизационный фонд на случай очередного кризиса? — парировала Анна Тальберг, — пока жирный сохнет, худой сразу сдохнет.
Они обедали… или уже ужинали? В общем, перекусывали в небольшой забегаловке рядом с музеем, которая принадлежала Тальбергам на паях с еще одной супружеской парой. Обычно Анна работала здесь по вечерам, а первую половину дня проводила в музее, где уже на протяжении десяти лет якобы писала историю изобретения парового двигателя. Или не «якобы». Колибри как-то упустила в разговоре этот момент, а уточнять не стала. Карл запаздывал, и ожидание девицы пытались заполнить светской болтовней. В общем, получалось. Колибри в Германии раньше не бывала, Анна проторчала здесь уже полжизни, и в ближайшее время перемен не предвиделось, да она их уже и не хотела. Вросла. После рецептов красоты разговор зашел о футболе, и прекрасные дамы чуть не подрались прямо за столиком, посреди высоких стеклянных стаканов и белоснежных салфеток. Обе оказались заядлыми болельщицами, но Анна болела за «Баварию», а агент Колибри за «Нюрнберг». Карл появился, когда разборка «кто кому, когда и сколько навтыкал, у кого ноги как руки, и у кого вместо ворот бильярдная луза» из холодной фазы грозила вот-вот перерасти в горячую. Колибри нехорошо посматривала на рыжие локоны Анны, прикидывая, с какой стороны за них лучше ухватиться, а та на глаз оценивала крепость фарфоровых креманок.
— Красавицы, перемирие! — Карл негромко хлопнул пухлой ладонью по столу и присел на плетеный стул, — я только что говорил со своим знакомым полицейским.
Футбольные страсти немедленно похерили, и обе дамы обратились в слух.
— По делу пока только один подозреваемый, — объявил Карл, понизив голос. Предосторожность абсолютно лишняя — гул в пивной стоял такой, что можно было запросто спеть матерные частушки про канцлера и весь кабинет министров — никто бы не почесался.