Члены младшей дружины имели квартиры внутри крепости. Но чаще всего крепость не являлась их постоянным местом обитания. Если присутствие дружинников не требовалось в поместье, те жили в собственных квартирах в городе. Старшие дружинники (которыми становились только носители родовой фамилии) обычно держали дома на территории имения или неподалёку в своих владениях, дарованных им за службу.
Отроки, причастные тем или иным образом к военной службе, тоже проживали в крепости. Но в отличие от дружинников, они пользовались меньшей свободой, и жизнь их была регламентирована гораздо строже. Особенно это касалось тех, кто готовился к принятию в дружину (я их для себя сразу обозвал «курсантами»). Эти сидели в крепости безвылазно, занимаясь дни напролёт всевозможными тренировками или изучением военного дела, обычаев и истории рода.
Вот и я сейчас являлся таким же «курсантом». Жили мы в казарме, расположенной в одной из крепостных стен, по четверо в комнате. Всего отроков, готовящихся стать дружинниками, насчитывалось почти сорок человек. Большинство – мои ровесники, но были и парни постарше. Девчонки тоже имелись в наших рядах – целых три. Они проживали отдельно, но занимались вместе со всеми. Если молодого человека или девушку желали принять в дружину, его начинали учить лет с шестнадцати-семнадцати, и продолжалась учёба два-три года. Впрочем, чёткие временные рамки отсутствовали: всё отдавалось на усмотрение старших. Посчитают, что готов и что роду требуется новый дружинник – примут. А нет – так до седых волос просидишь в отроках.
Когда я пришёл в казарму, тут никого не было, кроме прислуги: ребята ещё не вернулись с тренировки. Я редко посещал совместные мероприятия. Увидев мои навыки рукопашного боя и результаты стрельбы, Борис Вениаминович освободил меня почти от всех общих занятий (за исключением теоретических, по военному делу и истории рода) и устроили мне особую программу. Теперь я проводил большую часть дня на отдалённых площадках, предназначенных для магических упражнений, и время от времени участвовал в учебных боях, подобных сегодняшнему.
Приняв душ и надев вместо тренировочного костюма повседневный – простенький серый сюртук и брюки – какой полагалось носить отрокам и который мне сшили по приезде сюда, я отправился в особняк на разговор с главой рода.
Когда я пришёл к особняку, Борис Вениаминович уже ждал меня на крыльце.
Он провёл меня через парадный вход. Это было странно: насколько я знал, простолюдинам полагалось входить только через чёрный.
В большом кабинете за лакированным дубовым столом восседал Арсентий Филиппович собственной персоной. У стены, под огромным портретом какого-то родственника, развалился в кресле высокий мужчина. Закрученные вверх усы лоснились на его строгом надменном лице. «Вылитый гусар», — подумал я при первом же взгляде на этого молодца.