– Побаливают.
Обе раны действительно побаливали. Сначала Бурманн ножом ткнул, потом солдат шведский в рукопашной искоса штыком бок задел. Вроде бы и не серьезно, а приходится останавливать внимание. Ни антибиотиков, ни антисептиков. Лекарства, конечно, были, но слабые. Знал бы, что окажется в ХVI веке – обязательно взял хотя бы пенициллин. А так главная надежда была на собственное здоровье. Лекарь перевяжет рану, наложит шину, даст укрепляющее питье – и все, други, выздоравливайте, коли сможете. А не можете, так не живите. Просто, как крышка у гроба.
– Так, ты мне нужен, – решил Петр, – даю тебе полгода отпускных. Ешь, лечись. Женат? Нет? Не порядок! Женись. Я на тебя виды имею. Чинов наберешься да хорошего достатка. Но работать будешь, как проклятый, обещаю. Возвращайся здоровым. Больным тут будет трудно.
У Дмитрия на языке засвербело сказать о зазнобе, но раз уже решил сегодня молчать, то не стал говорить. Но потом решился:
– У князя Хилкова дщерь есть пресимпатичная, любим мы друг друга.
– Хилковы, – помрачнел царь, – старомосковское паучье гнездо. Каленым железом бы его! Хотя, – он задумался, – может так и надо, разбавлять их кровь.
Петр что-то хотел добавить, но не стал. Лицо его потемнело. Помолчал.
Да, – перешел он к другой теме, – у тебя крестьян сколько? Не голодаешь?
– Мужских душ, государь, три десятка, да еще два в семи деревеньках. Всего двадцать девять дворов.
– Мало. Землица, поди бедная?
– Ежели после пала, то урожай будет богатый, а если сеять по прошлогоднему посеву, худой.
– М-да, – оценивающе посмотрел на Дмитрия царь. Крикнул в дверь: – кто там из писарей, подь сюды, дармоеды!
Появился скромный малый с редкой бороденкой, в темной невзрачной одежде.
– Опять с бороденкой, – шуганул его Петр, – скоро головы с бородами буду отсекать, – пригрозил он, но так не злобливо, что было совсем не страшно, – пиши царский указ. Сыну боярскому Дмитрию Кистеню передать пятьдесят крестьянских хозяйств добрых, чтобы в них мужских душ с бабами да детьми достаточно было, с землей, скотом и имуществом по соседству с его вотчиной.
– Государь, у меня поместье…, - попытался уточнить Дмитрий свое материальное положение.
– Цыц! – с веселой злобой в голосе прервал его Петр, – царь говорит, значит, так и есть. А ты знай, молчи, дворянский сын.
Дмитрию пришлось только молча поклониться нежданной царской милости. Поместье в это время дворянам давалось временно и шло на правах государственной собственности на время службы, вотчина же являлось личной собственностью дворянина. Разница огромная. Хотя через полтора десятка лет разница между ними будет стерта совершенно, но все-таки! И еще полсотни хозяйств. О-го-го, живем! То не было ничего, а то хозяин больше ста человек!