Так и есть. Указ царя уровнем выше был исполнен немедля, и местный воевода получил из соответствующего приказа указ о переделе поместье в вотчину и выделении крестьян с землей и всем имуществом. Вотчина появилась мгновенно, тут от чиновников на местах ничего не зависело. А вот дальше… До Москвы было далеко, и чиновники под разными предлогами начал тянуть с размежеванием. Почему нельзя погреть руки, если можно? А на всех царя не хватит.
Одна часть сознания Дмитрия – из ХVIII века – возмутилась и предложила обратиться с жалобой к царю. Петр Алексеевич очень не терпел, когда его приказы волокитили и воевода мог легко лишиться должности или даже головы, особенно если царь был не в настроении. Но другая часть, родом из ХХI века, циничная и более расчетливая, предложила куда простой и легкий выход. Вечером он явился на воеводский двор, приведя телку, двухлетнего жеребчика и полштуки сукна.
Скот и сукно было жаль, но с другой стороны, прибыль могла оказаться еще больше. А когда Дмитрий щедро угостил (слуги кое-как унесли пьяного воеводу из трактира), его дела пошли молниеносно. Воевода, правда, запросил еще и денег, но Дмитрий обещал их отдать после окончания межевания.
Воевода согласился и «порадел» за сына боярского. Земли перешли от государства к Дмитрию хорошие, он даже переселил крестьян одной деревушки в другое место. Крестьяне поначалу протестовали, но когда увидели, что земля к ним перешла добрая, рядом река и лес, согласились.
Дмитрий тоже посмотрел. Рядом с его владениями находился обширный сосновый лес с хорошими соснами. Он во владения Дмитрия не входил, но что не сделаешь для хорошего человека. Дворовый отнес на дом воеводы набор немецких металлических чарок, красивых, расписных и лес переписали на сына боярского Кистеня. Он сразу, немедля, нанял мужиков рубить сосну, решив, что сотню стволов приготовит на продажу. А то узнают еще.
После всех этих хлопот требовалось бы отдохнуть, но уже пришла весна, и надо было озаботиться посевной, иначе потом весь год будешь сосать лапу. До нее оставалось месяца два. Пригласив с собой Никиту, который хотя и был ранен, но передвигаться мог (на руках, как известно, не ходят), он проехал по всем деревням.
Ехали неспешно, верхом, а следом за ними двигались дровни с едой и питьем. В каждой деревне Дмитрий устраивал сход, придирчиво расспрашивал что и в каких размерах платят ему, помещику, а теперь вотчиннику, а что государству.
Его крестьяне платили оброк – денежный и натурой, по прикидкам Дмитрия получалось около трети всех доходов. Кроме того, была земельная барщина. По воспоминаниям прошлых лет Дмитрия, велась она крестьянами безобразно, доходов приносила мало, хотя площадь занимала большую. Сын боярский Дмитрий Кистенев, как человек своего времени, знал силовой стимул – плеть и ругань. Еще он не отрицал такой стимул, как пинки ногой. Саша, питомец цивилизованного века и к тому же историк, понимал, что ругань вещь хорошая – помогает прочищать легкие, но, тем не менее, брань на вороту не висит, а пробить крестьянскую шкуру плеть не сможет. Поэтому сразу объявил: