– Чего дурью маешься? – пропищал некто в малиновом облачении и зеленом колпаке. Описать существо Тим вряд ли сумел бы. Нечто среднее между насекомым и человеком, а рассмотреть детали парень не мог, хотя и очень хотелось. – Тебя там ждут, а ты?!
Издали донеслось осуждающее карканье. Тим выпрямился и поспешил туда.
Через некоторое время он взмок. Солнце поднялось в зенит и теперь, не стесняясь, поливало его золотисто-белым сиянием, по-прежнему неопасным, но вызывавшим страшную жажду. Тим попробовал бежать, чтобы как можно скорее преодолеть поле, но слишком скоро устал.
– Экий ты глупый, человечишка, – раздалось из-под земли. Он так и не разглядел, кто говорил с ним. – Тебе крылья даны, так и лети.
Не успел Тим возразить или вспомнить, что крыльев у него никогда не имелось, как его швырнул в воздух налетевший со спины ветер. Перед глазами все замелькало, закружилась голова, а дух перехватило. Нечто подобное он иногда испытывал, засыпая: будто внезапно падал в какую-то яму.
Ощущение прошло столь же быстро и неожиданно, как и накатило. Тим огляделся. Он стоял на каменном мысе. На принесенной сюда ветром земле росла редкая трава. В рыжий крутой склон, взбирающийся почти отвесно вверх, вгрызался кряжистый куст с чахлыми, но упорно пробивающимися желто-зелеными листиками и яркими алыми цветами. Тиму они казались каплями крови, но он вовремя отмахнулся от подобной ассоциации. Все страхи и мерзость он хотел оставить позади – в том, другом мире, полном лишений и гнуси.
«Что? Ну что мешало людям просто наслаждаться той жизнью, которая у них была?» – спрашивал он когда-то давно у Аленки, сидя в одном из складских помещений на спинке обветшалого кресла.
Девушка устроилась с большим комфортом – в плетеном кресле-качалке. Оно невыносимо скрипело под ее небольшим весом, но Аленку это не беспокоило. Она раздобыла где-то широкополую шляпу с синтетическим сиреневым пером и почерневший от времени кубок. Держась за тонкую витую ножку, Аленка делала вид, словно пьет изысканное вино, хотя никакой жидкости в кубке не было.
«Видимо, ни одного из нас никогда не устраивает та жизнь, которую ведем, – глубокомысленно ответила она. – Все хочется чего-то иного, новенького, необычного, не как у прочих людей. Родился, выучился, нашел кого-то, женился, вырастил детей, умер – идиотский цикл какой-то. Если все настолько предопределено, то и жить не стоит, поскольку все известно наперед. Я вот точно не хочу как все».
«Потому ты и пошла в патрульные?» – спросил Тим.
«И поэтому тоже, – сказала Аленка. – Иначе, как одноклассницы, уже света белого не видела бы за пеленками, готовками, уборками и прочими «удовольствиями», – сморщив нос, она криво усмехнулась. – Самое удивительное, они ведь на полном серьезе называют свою жизнь истинным бабским счастьем. Бабским! В восемнадцать-то лет! – Она поморщилась и передернула плечами, встряхнувшись, словно Лорд, когда того обливали из шланга. – Бр-р. Не хочу для себя такого. На фиг! Я человек, а не приставка к кухне или к мужу».