Тим не мог не горевать об утерянном. В детстве он зачитывался советской научной фантастикой, наверное, потому и предпринял эту чертову вылазку. Не признавался в том даже себе, но внутренне верил, будто люди в душе благородные, прогрессивные, не пасующие перед трудностями. И кого он увидел?.. Рабов, которые, спасаясь от стихийного бедствия, забежали в античный храм. Их не интересовали барельефы, скульптуры и живопись. Их не восхищал блеск света на отшлифованных гранях и гладкость мрамора, высота сводов и стройность колонн. Им, словно крысам, только бы размножиться и погрызться – если не с другой группой, то между собой.
– А ты уже смотришь на жизнь чужими глазами, – попенял голос. – Быстро.
Именно. И Тим даже знал, чьими глазами он глядит на метрополитен. Вот только до того, как он встретил Немчинова, вышел на «Маяковскую», на которой его опоили отравой и намеревались убить.
Мгла колыхнулась за плечами и рассеялась в звучном смехе, превратившись в рой ночных мотыльков. Теперь Тим стоял на железнодорожной насыпи. Слева – лес, не такой, как теперь, не разросшийся и страшный, напоенный некой внутренней силой, а мирно спящий. Тонкие ветви плакучих берез едва шевелились, тронутые ветром, по синему небу плыли белесые облака, за спиной, за хлипким штакетником и заборами, покрытыми разноцветной краской, притаились приземистые срубы. Тот, который стоял правее на отшибе, особенно нравился Тиму изумрудными стенами и деревянным кружевом, покрытым голубой краской (тогда его еще не просветили насчет плохой сочетаемости некоторых цветов), вокруг окон. А еще дальше, за примыкающей к станции улочкой, носящей громкое имя Привокзальной, возвышались две башни из оранжевого кирпича и длинный панельный дом ослепительно-белого цвета. Издали донесся высокий гудок, предупреждающий о приходе очередной электрички. Тим помнил, что те проносились мимо или останавливались строго по расписанию, а еще нельзя долго стоять на путях или переходить их, не осмотревшись как следует и не прислушавшись, – может и переехать.
– Ну, чего ты встал? Опоздаем, – эффектная, пусть и немолодая уже женщина в светлом кремовом платье и туфлях-лодочках на низком каблучке взяла его за руку и повела к перрону, сделанному из огромных бетонных плит.
Тим задирал голову, ища глазами название станции. В какой-то момент это даже удалось, но литеры никак не получалось распознать, пусть они и оставались знакомыми: расплывались перед глазами, наползали одна на другую и, казалось, потешались и издевались над смотрящим.
В отличие от синих стрел Московского метрополитена подмосковные электрички были зелеными. Женщина купила билет в кассе и, снова схватив Тима за руку, потянула к разошедшимся в стороны дверям, успев в последний момент заскочить в вагон. С громким «уф» сомкнулись створки. Электричка издала вздох – «пф-ф» – и качнулась, а потом начала набирать скорость. «Чух-чух» – запели-застучали колеса. Деревянное сиденье, на которое забрался Тим, было покрыто лаком, приятно холодило и скользило.