— Идем со мной.
Выйдя за калитку комендатуры, Рымарь спросил:
— Есть хочешь?
Мандрик молча пожал мелкими плечами.
— Держи пять рублей[19]. И давай бегом, не попадайся больше!
Мандрик взял протянутую пятерку, спрятал в нагрудный карман и сказал:
— Спасибо, Рымарь. Добрый ты. Только зря ты со мной при всех связался. Сила на моей стороне — мне терять нечего. А тебе за свои звезды полканские трястись надо, на это все силы твои и выходят.
Рымарь оглянулся, не слышит ли кто их разговор, и устало сказал:
— У каждого свой путь, малыш. Своя судьба. У тебя своя, у меня своя. Давай вали отсюда.
Мандрик неспеша побрел вдоль тротуара. Рымарь махнул рукой и вернулся в комендатуру. Зайдя в свой кабинет, подполковник плотно закрыл за собой дверь и сел за стол. Какая-то расплывчатая мысль вертелась в его голове, не давая ему покоя. Эта мысль возникла у него одновременно с появлением Мандрика и крутилась в голове как назойливая муха. Вдруг Рымарь понял, что его тревожит. Дело в том, что он знает этого солдатика уже давно. Очень давно! Года четыре, а может, и больше! Столько солдаты в армии не служат.
* * *
Пятый маршрут, то есть Дом командующего, Паренек любил. Летним вечером во дворе можно было поиграть с генеральскими детьми в настольный теннис, а ночью Паренек приноровился дремать на кожаном диване в генеральской бане. Время от времени ночью во двор выходил какой-нибудь генеральский адъютант и кричал: «Патруль!» Паренек тогда подымался с дивана и шел рапортовать: «Так и так, товарищ майор, товарищ генерал может спать спокойно, Паренек не спит и в случае чего пуганет цыган пистолетом». Ну а сейчас на дворе осень, целую ночь в бане спать холодновато, приходится ходить вокруг дома, разминаться, согреваться. И так до рассвета. Потом можно пойти в комендатуру и подремать до обеда в комнате отдыха на одной из стоящих в два яруса кроватей. А потом опять до пяти вечера на пост.
Вот и сейчас Паренек прогуливался во дворе Дома командующего. Тишина. Осень — лучшая пора в этих местах. Все небо переливается огненными блестками звезд, и вовсе оно не черное, а серое. Паренек вспомнил, что как-то читал, что будь человеческое зрение всего чуть-чуть менее чувствительным, то человек не видел бы на небе ни одной звезды. В повседневной жизни такая разница в чувствительности была бы абсолютно не заметна. Значит, зачем-то человеку нужно видеть звездную россыпь?
Около одиннадцати начали гаснуть окна в генеральских квартирах, а к двенадцати весь дом погрузился в темноту. Только одинокий ртутный фонарь посреди двора заливает апокалиптическим светом окружающее пространство, да редкая собака пробежит мимо.