- Нет, детей не случилось, - мой голос все еще звучал глухо и хрипло. - Неужели даже похоронить нельзя будет?
Лермонтова пожала плечами и впервые за все время разговора взглянула мне в глаза.
- В таких случаях обычно устанавливают кенотаф над пустой могилой.
- Уже что-то, - хмыкнул я. - Дайте мне подумать. И, раз уж вы тут, объясните мне - что это был за трип с огненными символами и полетами во сне? Кто такой этот Огнеписец?
- Об этом с вами может поговорить только доктор Клинский, но он как раз сегодня в отъезде.
- А позвонить ему нельзя? Мне бы хотелось знать, во что я влезаю. В первоначальном договоре всей этой странной чепухи не было упомянуто никоим образом.
- Понимаете, Алексей... - Лермонтова замялась, снова отводя взгляд. - Дело в том, что мы сами буквально недавно узнали о его существовании. Я вам скажу по секрету, что пока даже доктор Клинский не совсем понимает, как действует этот человек.
- Человек? Уверены в этом? - я насмешливо вскинул бровь. - И как же этот человек оказался в моем сне?
- Это не было сном. Аппарат погружает пациента в подобие особого гипноза, расслабляет барьеры сознания, позволяя Огнеписцу проникнуть в разум, - Лермонтова нервничала все больше, поминутно оглядываясь на дверь. - И мне совершенно не стоит с вами об этом разговаривать. Я просто понимаю ваше желание не шагать в пропасть с закрытыми глазами, потому и делюсь тем, что знаю. Если доктор Клинский спросит - я ничего вам не говорила, хорошо?
- Конечно, Екатерина, - кивнул я и тронул пуль управления коляской. - Я прошу время подумать до завтра. Можно?
Лермонтова кивнула, попрощалась и вышла. Как только за ней закрылась дверь, я уронил голову на руки и крепко зажмурился. Пальцы впились в виски, словно пытаясь раздавить растущую внутри меня опухоль; отчаянная попытка бессильного тела.
Я мог бы бросить все, вернуться к родителям и дожить остаток дней, окруженный заботой и вниманием. Живо представилась картина: кровать в моей старой комнате, усталая сиделка, мать с темными от недосыпа кругами под глазами. Нуждаться бы ни в чем не пришлось. Врачи, медсестры, лекарства, клиники - все было бы к моим услугам. Родители, конечно, не слишком мной интересовались, но в помощи по серьезным поводам никогда не отказывали. Однажды, когда потребовалась операция по спасению моего зрения, отец не задумываясь продал машину и заложил дом, чтобы оплатить лечение.
До этого момента мы с ним разговаривали от силы дважды в год.
С другой стороны, на что я их обрекаю? Смотреть, как их сын угасает не по дням, а по часам, биться лбом в стену без возможности предпринять что-либо осмысленное? У матери слабое сердце. Лишние переживания я точно ни к чему, да и папа восьмой десяток разменял. На закате жизни смотреть, как твой наследник погибает от жуткой неизвестной болезни... Себе бы я точно не хотел такой судьбы.