Когда работа закончилась, устройство представляло собой… то же, что смастерил Гарлик. В каком-то смысле. Однако связь новой машины с оригиналом была такой же, как у супергетеродинного радио с двадцатицентовым детекторным приемником. И, как и ее предшественница, едва родившись, она начала строить новую, улучшенную версию себя.
Тони Бревикс, его жена, пятеро детей и кот ехали в свой новый дом.
Тони вел грузовик: ржавую, расхлябанную, заплатанную посудину вместимостью в четверть тонны с огромной трансмиссией и слабосильным мотором, который даже в начале своего жизненного пути – то есть много лет назад – больше сорока двух лошадиных сил не выдавал. Кузов грузовика был плотно забит семейным имуществом: Бревиксы не паковали пожитки в коробки и ящики, а пихали так, чтобы больше уместилось. В кабине с Тони по очереди ехали дети – один, иногда двое; по каким-то неведомым причинам путешествие на холоде, на ветру, в бензиновой вони, сочащейся сквозь щели в полу, и в страшной тряске (грузовик был перегружен в несколько раз, а амортизаторов всего три, и те работали кое-как, так что двигался он как-то странно, словно припадая на все колеса разом) безмерно их радовало. Кота в грузовик не брали: стекла в окнах кабины отсутствовали.
Женни Бревикс (при рождении она получила имя Блаженство, и как его только не сокращали: на высоте семейных конфликтов ей случалось становиться и Блажью, и Лажей) вела фургон: длинный, с низкой посадкой, очертаниями напоминавший бейсбольную биту и, словно бездонная бочка, жравший бензин. Вела с большим мастерством и великим трепетом: пару недель назад Женни куда-то засунула свои водительские права – и не сомневалась, что сообщение об этом большими светящимися буквами пылает на бортах их каравана.
Близился к концу второй день пути. В темноте они свернули не туда и сбились с намеченного маршрута, хотя двигались по-прежнему в нужном направлении – и начали уже горько жалеть о своем решении преодолеть последние восемьдесят миль одним рывком, а не ночевать в мотеле. Нервы были на пределе, мочевые пузыри готовы лопнуть; двое детей хныкали, один ревел, и только четырехлетняя Шерон – обычно она либо спала, либо болтала без умолку – сейчас, по счастью, спала. Кот бродил по фургону кругами, обтирая боками все углы, и каждые три секунды издавал монотонное и скрипучее: «Мя-я-яу!» Иногда прыгал Женни на плечи, чувствительно проходился по ней когтями – и каждый раз она до боли в зубах сжимала челюсти. Младший отпрыск Бревиксов, ехавший в колыбельке на соседнем сиденье, то и дело пытался встать, так что одной рукой Женни крутила руль, другой придерживала младшенького. Всякий раз, как он приподнимался, она укладывала его обратно – а он всякий раз отвечал пронзительным обиженным воплем.