Добравшись до хижины, Шерон все сделала правильно. Примерно через час, выглянув в окно, заметила, что на расчищенный клочок земли перед хижиной выползла из кустов гремучая змея. Шерон побежала к оружейному шкафу, затем достала из ящика патроны тридцать второго калибра, зарядила револьвер, приоткрыла на узенькую щелочку окно, положив ствол револьвера на оконную раму, прицелилась – и ждала, пока кто-то где-то не понял: пора! Тогда она спустила курок – и одним выстрелом снесла змее голову. Затем разрядила револьвер, протерла его ветошью и убрала, и выбросила гильзу, а потом построила из стульев и диванных подушек домик; в этом домике Тони Бревикс и нашел ее спящей в обнимку с Мэри-Лу.
В сущности, Шерон прекрасно провела время. Не приходилось сомневаться, можно ли сделать то или другое – она просто знала. А самое важное, что была одна в новом месте, но не потерялась. И никогда больше не потеряется! Если только что-нибудь не разрушит это дивное новое единство – никто и никогда больше не ощутит себя потерянным, отверженным, никому не нужным и никем не любимым.
У Шерон с Мэри-Лу всегда было так: Мэри-Лу знала, что Шерон ее любит, даже когда Шерон случалось уронить ее на пол или забыть под дождем во дворе. А теперь все дети земли понимают это так же ясно, как куклы. Никогда больше ни один ребенок не станет задаваться вопросом, любят ли его на самом деле, или расти с мыслью, что не всем дано быть любимыми. Любовь – привилегия только для взрослых, для детей это базовое, неотъемлемое право: отняв у ребенка право быть любимым, мы обрекаем его на бесплодную жизнь, полную тщетных поисков безусловной родительской любви. Так было прежде; но больше этого не будет. Никогда больше ни один ребенок не будет бояться вырасти. Никогда больше ни один взрослый не будет дрожать над сосудами любви, которые теперь так легко наполнить.
«Я знаю, что тебе нужно!» – говорил мир, обращаясь к «Я»; и «Я», охватывающее мир, ясно понимало теперь ребяческую тщету своих прежних желаний – и серьезность истинных потребностей, что стояли за ними.
Тони Бревикс вошел в хижину. Шерон крепко спала. Он знал, что она ощутила его присутствие, знал и то, что это новое ощущение не нарушит ее сон. Тони поднял дочь на руки и понес к фургону; она улыбалась во сне.
Вот она выходит из воды, тело ее сверкает, и вода струится с волос; она наклоняет голову, и улыбается, и говорит: «Ладно, красавчик, а теперь что будешь делать?» – а он…
Бах!
Гром с неба, вспышка. Ба-бах! Еще вспышка, ярче, невыносимо яркая, острый запах горящих химикатов, удушающие клубы дыма, грохот падающих обломков. Смятение, непонимание, растерянность – и растущий гнев на тех, кто вырвал его из сна.