– О, господи, пардон… – рефлекторно прикрылся он рукой.
Хотя его среднее телосложение набрало с годами приличную мышечную массу, в подобные моменты Эллис всегда превращался в хилого, тщедушного мальчугана. Каким он был до достижения половой зрелости – посредственным подающим в стикболе, редко радовавшим свою команду новыми очками, и бегуном, чья уверенность и, соответственно, скорость всегда резко падали всего в нескольких шагах от трофея.
Потребность облегчиться внезапно пропала, и Эллис быстро ретировался в свою комнатку. По коридору эхом разнеслось женское ворчание, осуждавшее его непристойное поведение и грубую речь.
Эллис ополоснул голову и тело в тазу отстоявшейся за сутки водой и сорвал свою стираную рабочую одежду с веревки, разделявшей комнату пополам. Затем запихал свою статью в портфель из мягкой кожи, сунул его, как футбольный мяч, себе под мышку (за отсутствием ручки) и выскочил за дверь.
Когда-нибудь он будет ездить на работу с шиком, не переживая стоимости бензина. А до тех пор ему предстояло бегать за хвостом битком набитого трамвая.
В салоне пассажиры пытались остудиться импровизированными опахалами: сложенными газетами, полями шляп. Глядя на них, Эллис осознал, что позабыл не только прихватить свою фетровую шляпу, но и укротить свои строптивые волосы тоником. Черные волны были хоть и короткими, но непослушными. И все время норовили сбиться в космы.
Еще одна причина избегать сегодня главного входа.
Рельсы скрипнули, колокольчик звякнул, и трамвайный вагон покатился вперед. Достаточно медленно, чтобы можно было ухватить глазами заголовки газет в руках у разносчиков – «Линдберг приземлился в Японии!», «Правительство и люди Таммани снова схлестнулись!» А со всех сторон к бойким паренькам подступала дымка, тянувшаяся от фабрик и заводов, которые целыми днями шипели, кашляли и плевались, тужась удержаться на плаву.
Наконец показалось здание мэрии – одновременно уродливое и прекрасное строение из известняка и гранита. Наверху его часовой башни бронзовый Уильям Пенн сердито указывал на циферблат.
На своей остановке Эллис спрыгнул с подножки трамвая, чудом не попав под конную повозку. Почти бегом пересек Рынок, петляя между торговцами и чистильщиками обуви. И замедлил свой шаг только тогда, когда вошел в каменную пятиэтажную обитель «Экземайнера». Это, конечно, был не «Ивнинг Бюллетин», но за двадцать с лишним лет своего бытия «Экземайнер» все еще оставался его достойным соперником для любителей почитать новости на ночь.
– Мне на третий, – сказал Эллис, скользнув в лифт вслед за двумя парнями из корректорской. Сутулый лифтер закончил зевать еще до начала подъема, а корректоры как несли, так и продолжили нести всякую чушь о дамах, с которыми познакомились накануне вечером – парочке продавщиц из универмага «Ванамейкерс». Лифтер открыл дверь на фут выше третьего этажа (гораздо чаще он открывал ее на фут ниже, но никогда не на уровне), и в кабину подъемника ворвались резкие запахи кофе и чернил, вместе с клубами сигаретного дыма.