— Славянами, то есть, — сделал вывод Иван.
— Да. А историю смешения языков Джиффи излагает так. Около четырех тысяч лет назад эта самая царица-жрица Туатана распорядилась о том, чтобы подвластные ей аккадцы начали переселяться в другие страны. Армии гиксосов под руководством Киана отправились завоевывать вавилонский Багдад. На военных штандартах дорийцев и палестинцев было изображение аккадского Бога Дагана, а доблестные амазонки сражались с греками — как носителями той культуры, которую Джиффи именует «аккадской», либо «праиндоевропейской». Но мы-то теперь знаем, что эта культура тоже протославянская.
— Спор славян между собой, почти по Пушкину, — усмехнулся Гаршин.
— Ну, приблизительно так, если полностью принимать гипотезы Лукашевича, Чудинова, Гриневича и других. Борьба между вавилонским Мардуком и Туатаной завершилась расчленение последней и созданием нашего мира. Это есть праобраз большинства всех религиозных конфликтов, происходящих сначала между индо- и древнеевропейцами, а затем, после ликвидации последних, — внутри индоевропейской религии. И на стыке её с религией семитической, многое от неё почерпнувшей. Около III тысячелетия до нашей эры весь индоевропейский мир чётко распался на две фатальные половины, первая из которых признавала Богами Дэвов, изрекая проклятия в адрес Ахуров, тогда как вторая, наоборот, почитала Асуров, именуя их «Ахурами», что совершенно одно и то же, и изрекая проклятия в адрес Дэвов. К слову сказать, русский язык сохранил нам как асурическое отношение к мертвецам («Царствия им небесного!»), так и типично дэваическое. Это когда провинившегося, но ещё живого человека, посылают куда-нибудь, матом, дабы он переродился в новом и лучшем виде.
— А в результате чего асуриты превратились в сатанистов для «дэваитов», а дэваиты — в тех же самых соответственно для асуритов, — снова подвёл черту сообразительный Иван.
— Последнее даже более верно, — подтвердил Толбуев. — Так как традиции дэвопоклонников были намного терпимее, нежели строгие аскеты Ирана, видевшие мир как арену борьбы только лишь двух начал — «Чёрного» и «Белого». Именно по этой причине одно из имён «Демона гневливости», перекочевавшее в библейскую книгу Товит под видом «сына Сатаны Асмодея», происходит из авестийского имени «Эшма дэва» — то есть, ругательства, изобретённого асуритами для «сатанизации» одного из Дэвов. Так «Бело-бог» стал «Ваалом», поводом для ругательств библейских пророков, мысливших, в целом, по принципу асуризма. А чтобы проверить это, достаточно открыть «Кодекс против Дэвов», относящийся к главнейшим частям Авесты. И понять, что раскол между асуритами Ирана и индийскими, а также славяно-балто-элладскими дэваитами был серьёзнейшим эпизодом всей древнейшей истории религии. Это, фактически, поворотный момент, после которого религия индоевропейцев раскалывается надвое. Кроме того, именно в это время появляется «сатанизм».