— Но к чему это я? А к тому, почему буква обязательно должна являться «единицей смысла»? Можно ли под привычными для нас буквами алфавита представлять сочетание процессов, явлений, векторов движения, инверсионность и многое другое? Где находится смысл произносимых и записываемых нами букв? Из всего этого вытекают еще более сложные и глубокие вопросы, а семантика обретает иные, философские черты. Что такое «поток сознания»? Как мы воспринимаем мысли и чувства человека, и что они из себя представляют? Как пробивается к нам генетическая память? Все эти процессы очень сложны, иногда отчетливо, а то и еле уловимые, быстро меняющие друг друга, затрагивающие не только холодный разум, но и всего человека полностью. И обязательно отражающихся в языке.
— Хороший гость, — одобрительно вставил Нос. — Налейте ему полную чашу.
— Если «алфавит» необходим для перепрограммирования населения, уже владеющего языком и развитой письменностью, эффективней применять так называемый «акро-фонический принцип» — совокупность кодирующих фраз, позволяющих каждому звуку языковой системы придать однозначное графическое и смысловое соответствие. Тогда буква становится единицей смысла и из алфавита или азбуки можно даже построить варианты посланий предков потомкам в виде заветов. При этом, безусловно, происходит некоторое упрощение языковой системы, но результат достигается продуктивно. То есть, управляешь языком народа — управляешь его сознанием.
«Хороший гость» одним махом заглотил полную чашу карпенисионского и запросил другую. А одолев и ее, причем с огромным удовольствием, начал говорить дальше:
— А если целевые функции алфавита нужны, в первую очередь, для «натурализации» большого количества людей на огромных территориях, то его представляют в виде упрощенного стандартизированного базиса как абстрактно-символьную систему, предназначенную для коммуникации в обществе. А правила в языке появляются только тогда, когда на данную алфавитную систему переводится огромный объем достаточно разнородной интеллектуальной информации. В этом случае приходится этот упрощенный аппарат базовой письменности искусственно усложнять инородными элементами и функциями, но уже в виде грамматики, лексики, орфографии, морфологии, фонетики и тому подобное.
— Кстати, по поводу последней, я должен отметить, что звуки речи в каждой стране держатся особенно прочно, — подхватил Корень. Они все тут понимали друг друга с полуслова. — Это не только мое мнение, а всех серьезных исследователей языка. Бодуэн-де-Куртенэ, признанный отец нашей сравнительной лингвистики, говорил: «Особенности произношения долее сохраняются, чем сам язык, когда он переходит в другой». Точно также очень прочен и грамматический строй всякой национальной речи. Сколько греческих слов вошло в современные нам европейские языки, однако же, каждый народ склоняет их по своей грамматике, а не по греческой.