Велемир Радомирович двигался уже привычным маршрутом к сторожке. Ему было легко и спокойно. Нашлось еще одно подтверждение его гипотезе о Праязыке. Да не его одного, а целого сонма отечественных лингвистов, историков, археологов и других ученых и исследователей. А тут он словно бы получил благословение от самого самобытного патриарха-языковеда Платона Акимовича Лукашевича. И пусть это был всего лишь его далекий потомок, но все же…
Может быть, поэтому, окрыленный негаданной встречей, поглощенный радужными мыслями, Толбуев и потерял бдительность. А этого делать никогда нельзя, даже на пике счастья. Тем более когда идешь на встречу с погибшей женой. Велемир Радомирович, уже подходя к сторожке, вдруг почувствовал какое-то беспокойство и тяжесть в груди, на сердце. Что-то, какая-то неведомая, но охранительная сила настойчиво предупреждала его: стой, ни шагу дальше! Звучала в мозгу. Но было уже поздно.
Он не прислушался к внутреннему голосу, отмахнулся от него. Подошел к порогу открытой, как и прежде, двери. Внутри на этот раз горели свечи. Множество свечей, натыканных повсюду. Они освещали все пространство сторожки, каждый уголок. Но в помещении никого не было. Ни единой души.
Толбуев вошел внутрь. «Прячется она, что ли?» — подумал он. Странно. Или ушла куда? Но зачем же тогда свечи? Все это походило на какой-то ритуал. Похоронный или каббалистический. Тем более что на столике лежал череп. И стояло несколько разного размера зеркал. На одном из них кроваво-красной губной помадой было написано: «Жена». На другом — «Муж». Или это была не помада, не краска, а кровь? И эти зеркала будто смотрели друг на друга. Из потустороннего мира.
И тут дверь вдруг неожиданно захлопнулась. Словно кто-то только и ждал того, что Толбуев окажется в ловушке. Птичка попалась в клетку. Велемир Радомирович рванулся назад, подергал дверь, но она уже была крепко заперта снаружи. Может быть, ее даже подперли чем-то.
— Эй, что за шутки? — громко сказал он. — А ну-ка отворите!
— Сгоришь в гиене огненной, — услышал он тихий вкрадчивый голос. Мужской или женский — не разобрать. Голос смерти. Ему стало совсем не по себе. Надо же так попасться! И глупо, и нелепо. Действительно, как мотылек на огонек свечи.
Он посмотрел вокруг, ища какой-нибудь тяжелый предмет, лом на худой конец, чтобы попытаться выломать дверь. Но ничего подходящего не обнаружил, все было заботливо заранее вынесено. Да и кроме того, Толбуев заметил несколько новых укрепляющих петель на двери. Наверное, еще и засов какой-нибудь снаружи. А то и амбарный замок повесили.