Катя сказала, что этой белой вдове лет сорок. Но вот эти идиоты в бане говорили, что она — старуха. Неувязка. В глубине души Велемир почему-то отчаянно надеялся, что белая вдова, появившаяся здесь, в Юрьевце, десять лет назад, и которую тоже звали Лена, как и его погибшую жену, и которой было столько же лет, как и ей, — это одно и тоже лицо. Мысль совершенно безумная, но она раскаляла сердце. Наполняла его тоской, страхом и ожиданием. Да еще какой-то болезненной любовью.
— Сейчас же к ней и тронусь, — сказал Велемир, привыкнув уже в этом городке говорить вслух, находясь в полном одиночестве. — Тронусь умом, — добавил он, продолжая стоять на берегу и всматриваясь в крест на острове.
— А вот это и есть бывшая Кривоезерская пустынь, — услышал он позади себя женский голос. Оглянулся — Катя Рябцева. А ожидал отчего-то увидеть белую вдову. Или кого?..
Женщина указывала рукой на небольшой островок посреди реки.
— Ты что же, выслеживала меня? Или приняла эстафету от Черемисинова?
— Почему? Просто Матвей Яковлевич просил не оставлять тебя одного. Шла поодаль и… дошла. А Черемиска оленей покупать отправился. Тот еще обормот.
— Где же он их достанет?
— Да уж достанет где-нибудь. Хоть в зоопарке в Иваново или Костроме. Предприниматель все ж таки.
— Мелкий.
— Они с Гургеном из «Хилендара» скооперировались. Черемиска будет стадо разводить, а тот олениной торговать. Дело пойдет.
— А ты, стало быть, пасти станешь? Как меня.
На это Катерина ничего не ответила. Помолчав немного, Велемир задал очередной вопрос:
— А откуда про пустынь знаешь?
— Я ведь раньше тут экскурсоводом работала. Пока должность эту не упразднили. Пришлось вот при гостинице остаться уже в ином качестве.
Сказала она это без всякого сожаления. Может, это «новое качество» ей и больше нравилось. Ходить по городу не надо, говорить тоже, только лежать.
— Ну, давай тогда, рассказывай, вспомни старое, — произнес Велемир. — А после вместе к белой вдове двинем. Уж коли Ферапонтов тебя ко мне соглядатаем приставил.
И Катерина послушно и даже в охотку начала разъяснять:
— Их ведь два Юрьевца-то, и оба в честь Георгия Победоносца. Один на крохотной речке Колокше в Ополье, потому и называется Юрьев-Польский, он старше нашего почти на сто лет, а наш раньше носил прибавочку «Повольский». Объяснять почему — не надо. Первый Юрий Долгорукий заложил, наш — его внук Георгий. В прежние времена его еще так и называли — Георгиевском. У нас намоленный город, чтоб ты знал. А иногда ночью вдруг появляется неземное сияние. Я сама несколько раз видела. Правда, давно, в детстве. А теперь уже и не упомню, когда оно в последний раз было. Надо у Ферапонтова спросить.