— Спросим, — сурово пообещал Велемир. — Со всех по полной программе спросим. Никто не отвертится.
— Наш князь Георгий сложил голову в сражении с татарами через тринадцать лет после основания Юрьевца, — продолжила Катерина. — Вся его дружина тоже погибла. А тело самого князя было найдено на поле боя без головы. Потом ее нашли и… она приросла! Его святые мощи несколько веков покоились в Успенском соборе Владимира. А когда в советское время решили их исследовать в медицинской академии, то выяснили невероятное. Действительно, вопреки всем законам медицины, разрубленные шейные позвонки срослись. На мертвом теле. Как это тебе?
— Как. Так. Никак.
— А в девятнадцатом веке город оказался в стороне от торговых путей и стал приходить в упадок. Хотя как сказать. По-моему, напротив, он словно бы «ушел в себя», в особую заповедность. Начал сосредотачиваться. Для каких-то высших целей. И даже хорошо, что промышленность обошла его стороной. И это еще чудо, что он спасся от затопления, когда строили водохранилище. Но вот Кривоезерская пустынь ушла под воду…
— Там? — жестом Цезаря указал Велемир на маленький островок с крестом.
— Там, — подтвердила экскурсовод. — А колокольня нашей церкви, в которую ты забрел, одна из пяти самых высоких на Волге. Семьдесят метров со шпилем.
— А вот шпиля-то я и не заметил, все под ноги смотрел, — с некоторым огорчением произнес Велемир, почесав нос.
— Калязинская колокольня была похожа на нашу. Только тот собор ушел под воду, одна колокольня и высится над зеркальной гладью, а наш сохранился.
— Везет вам.
— Еще как! Особенно если учесть, что Кривоезерскую пустынь сначала разрушили, а потом тоже утопили. При постройке Горьковского водохранилища в пятидесятые годы. А тот крест, который ты видишь, не такой уж и маленький — двенадцать метров. Его только пятнадцать лет назад установили. А сама пустынь, или монастырь, если угодно, стоял напротив Юрьевца в окружении трех пойменных озер. Да ты и сам прекрасно знаешь и видел и его и это место.
— Когда же это я мог видеть? — удивился Велемир. — Мне же не сто лет. Ты меня уж совсем за снежного человека держишь.
— А на картинах Левитана, — улыбнулась Катя. — Помнишь, наверное, его «Тихую обитель» и «Вечерний звон»? Или, живя в Москве, никогда в Третьяковке не был?
— Был, конечно, — смущенно ответил Велемир. — Но и ты, подруга, особенно-то не наглей. Совсем страх потеряла.
— Вот тут он и работал в конце девятнадцатого века. Сам потом вспоминал, что его сюда тянет неведомая сила, что он любит бродить вокруг монастыря, что все здесь переплетено: и красота, и таинство. Кстати, тут же им написаны и «Волга в пасмурный день», и «Омут», который словно из сказки вышел.