— Возможно, господин Диккенс и писал об этом трактире, — сдержанно произнес Тенебрикус.
Наташа прикусила язык. Она вдруг сообразила, что слишком разболталась. Действительно — откуда Тенебрикусу знать произведения Диккенса? Каким бы загадочным и всезнающим он ни был, все-таки Тенебрикус принадлежит к шестнадцатому веку. О Диккенсе еще никто не слыхивал.
— Ой! И мост другой, — попыталась перевести разговор в более безопасное русло Наталья. И принялась напевать старую английскую песенку, которую разучивали еще в школе с Мартой Львовной, которая вела факультатив по английскому: — «Мост наш скоро упадет, упадет, упадет…»
— Он уже падал, — сдержанно заметил Тенебрикус. — Сейчас его отстраивают заново.
Харузин посмотрел на него искоса и уже в который раз задумался: интересно, как много известно Ордену Белого Меча о «пришельцах» из другого времени? Считают ли в Ордене, что у Натальи, Харузина и Вершкова «темное прошлое» — и не более того? Или достоверно выяснили некоторые странные (если не сказать энергичнее!) детали?
А что? Если Орден заполучит в свои ряды людей, в точности знающих будущее, — у Ордена появятся неограниченные возможности. Например, они смогут безошибочно ставить на победителя. Не станут тратить времени на заведомый проигрыш. И так далее…
Сергей поражался тому, как мало осталось из прошлых эпох. То, что волновало реальных людей шестнадцатого века, вообще никак не сохранилось, ни в записях, ни в преданиях. Памфлеты, будоражившие тогдашние умы, исчезли без следа, а породившие их поводы растворились в воздухе бесследно.
Удивительно!
С другой стороны — ничего удивительного в этом нет. «Лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстоянии». Взять, к примеру, самый близкий к Харузину пример: литературу двадцатого века. В школе проходят Шолохова, Ахматову, изучаются разные полемики и дискуссии, которые были связаны главнейшими идеологическими и эстетическими течениями.
Но… как-то раз в доме, где жил Харузин, умер один старичок. Старичок был интеллигентный, интересовался разными вещами и хранил у себя множество материалов. В том числе — старые газеты.
Наследники, завладев освободившейся квартирой, первым делом вынесли на помойку все старичково имущество. Все его продавленные кресла, чуть битую фаянсовую посуду с полустершимися георгинами в золотом ободке, каких-то раскрашенных болгарских деревянных петухов — след «дружбы народов стран соцлагеря» и прочее барахло. И среди прочего оказались подшивки старой, совершенно желтой — цвета спитого чая — «Литературной газеты». Годы интересные: 1946–1955. Как раз велись разные там полемики, которые проходят в школе и даже сдают на выпускном экзамене.