«Где бы мы ни были, мы слышим в основном шум, — говорил он. — Когда мы его игнорируем, это нас беспокоит. Когда мы прислушиваемся к нему, мы находим это очаровательным».
Для Кейджа молчание необязательно означало отсутствие любых звуков. Он любил рев грузовика на скорости восемьдесят километров в час. Статические помехи в радиоприемнике. Гул усилителя. Звук воды. Больше всего он ценил звуки, которых не хватает в нашей шумной жизни.
В 1951 году он посетил безэховую камеру — по тем временам самое передовое звукоизолирующее помещение в мире. Но даже там его чувствительное ухо уловило какие-то звуки, всего два: высокий и низкий. Инженеры объяснили: в камере абсолютно тихо, а источники звуков, которые слышал Кейдж, — его собственная нервная система и ток крови в сосудах.
Многие ли из нас хотя бы приближались к такой тишине? Шум и болтовня вокруг, сниженные до такой степени, что можно буквально слушать собственную жизнь? Способны представить? Что делать с такой тишиной?
Именно реакция на лишний шум вдохновила Кейджа на его самое известное произведение, «4′33″», которое задумывалось под названием «Немая молитва»[33]. Композитор хотел написать песню, сходную с популярной музыкой того времени: она длилась примерно столько же, исполнялась вживую и передавалась по радио, как любая другая песня. Единственное отличие — «4′33″» должна была быть «фрагментом непрерывной тишины».
Кое-кто увидел в этом абсурдную шутку, послание о содержании «музыки» в стиле Марселя Дюшана, французского и американского художника-авангардиста. В каком-то смысле это было верно. Сам Кейдж считал, что было бы забавно продать эту «песню» компании Muzak Co.[34] для проигрывания в лифтах. На самом деле композитора вдохновила философия дзен, которую он изучал всю жизнь, — философия, которая находит полноту в пустоте. Указания по исполнению этой пьесы сами по себе звучат чудесным противоречием: «В ситуации с максимальным усилением дисциплинированно выполняйте».
Пьеса «4′33″» не о достижении абсолютной тишины. Она о том, что произойдет, когда вы перестанете вносить свой вклад в шум. Впервые она была исполнена пианистом Дэвидом Тюдором[35] на концерте в Вудстоке. О премьере Кейдж сказал: «Нет такой вещи, как тишина. То, что они считали тишиной, поскольку не умели слушать, было наполнено случайными звуками. Во время первой части вы могли слышать, как снаружи копошится ветер. Во время второй части по крыше стали колотить капли дождя, а во время третьей сами люди стали издавать разные интересные звуки, когда говорили или уходили».