— Всем вам хорошо известна граница запретной зоны. Так же, как и то, что наказание за нарушение будет только одно — пуля в тупую башку. Вчера запрет был вами нарушен, и это в последний раз. Предупреждений больше не будет. А чтобы вы убедились, что все серьезно…
Он щелкнул пальцами, и на разделяющей чужаков и жителей Радужного полоске земли, приземлился мешок.
Судя по кровавым пятнам, содержимое мешка могло оказаться только одним: чьими-то головами. Толпа угрюмо молчала. Никто в ней не взвыл в голос, или даже не ахнул. Либо головы в мешке не принадлежали никому из местных, либо раньше их носили такие же пришельцы, как мы. По которым убиваться некому.
— Терехин! — громко позвал все тот же, в бандане, когда убедился, что нужное впечатление произведено. На его зов из толпы вышел Кирилл Петрович. — Их смерть на твоей совести, — ткнул чужак пальцем в мешок. — Ты мне пообещал, что убедишь туда не соваться. Получается, не убедил.
На Кирилла было больно смотреть. Еще бы: обвинить в смерти людей. Хотя нисколько не сомневаюсь: он сделал все, что только мог. И мне его стало по-человечески жалко.
— Да, вот еще что хочу сказать. Полезет туда еще кого-нибудь, пострадает не только он. Но и все, кто даже носа туда не совал. Понятно всем?
— Жребий вам придется кидать, — заржал кто-то за его спиной.
Народ расходился, чужаки продолжали стоять. К валяющемуся на земле окровавленному мешку, никто так и не прикоснулся. Наоборот, старательно обходили его стороной. Мы, вчетвером, уселись на уже знакомую лавку.
— Димон, что по этому поводу думаешь? — спросил Малыш то, что остальных интересовало нисколько не меньше.
— Считаю, какое-то время нам придется сидеть на заднице ровно.
Меж тем, площадь практически опустела. На ней оставались только пришельцы, да Кирилл Петрович с несколькими жителями Радужного. Разговаривая с человеком в бандане, Терехин выглядел провинившимся мальчишкой, который пытается оправдаться.
— Смотрите, они тоже уходят, — глядя на Терехина и его окружение, сказал Павел. — По крайней мере, большая их часть.
Все верно: теперь на площади рядом с Кириллом, было лишь несколько чужаков.
— Ну так что, пойдемте и мы? — предложил я.
По дороге заглянем за Лерой, которая, вероятно, успела уже изнервничаться.
— Дмитрий! — крик Кирилла Петровича настиг меня в спину.
Сначала я даже не понял, что тот обращается именно ко мне. Дима, Димон — было уже привычно. Но не Дмитрий. И потому обернулся не сразу. Чтобы обнаружить: и сам Кирилл, и чужаки, смотрят именно на меня.
— Дмитрий, иди сюда! — приглашающее помахал рукой глава Радужного. — Тут с тобой поговорить хотят.