Один и без оружия (Корн) - страница 6

Через несколько минут он объявился. Так же легко оказавшись снаружи, доложил.

— Все нормально, — и, предваряя вопросы, добавил. — Отлично мы в нем устроимся! Там даже лучше, чем я предполагал.

Через какое-то время, внутри уже были все. Гудрон оказался прав: убежище подходило нам отлично. Несколько комнат, каждая немалой величины. И потолки высотой под три с половиной — четыре метра. Тут не шестеро — три десятка человек свободно могут разместиться. Причем, они не будут сталкиваться на каждом шагу.

Жаль только, в комнатах практически ничего не нашлось. Ни мебели, ни предметов обихода, ни, тем жальче, электронных приборов, которые имеют здесь огромную ценность.

Даже с беглого взгляда становилось понятным: дом этот, по утверждению Славы Профа — флигель дворянской усадьбы двух — трех столетней давности, долгое время уже заброшен. Не здесь — таким он и перенесся с Земли.

Помимо тех окон, которые мы видели снаружи, нашлось и еще несколько, которые выходили прямо в каменную толщу. За исключением одного. Волей случая, или чего-то другого, через него открывался вид на ущелье, где на дне бушевал водный поток. Сразу за ущельем начинался густой тропический лес. А на самом горизонте маячили заснеженные пики горного хребта. Говорят, где-то в той стороне находится море, увидеть которое мне еще не довелось.

— Ты это, Теоретик, старайся от окон держаться подальше, — сказал Гудрон, обнаружив, что я, любуясь далями, застыл у окна. — В твоих же интересах.

— Даже от этого?

Ближайшее место, где сможет укрыться стрелок, находится километрах в двух, если не больше.

— Даже от этого.

И я послушно шагнул в сторону. Борис печется о сохранности моей жизни, а причины лишить ее есть. Ведь чем меньше останется эмоционалов, тем выше будут цениться их услуги. И потому сидит себе каждый из них в безопасном местечке, заполняя жадры за местные деньги — пиксели, или оставляя в оплату себе каждый пятый. Сидит, старательно охраняемый нанятыми им людьми. И даже носу из своего убежища старается не высовывать, ибо чревато.

Сами жадры — этакая вещь в себе. Выглядят они довольно обычно. Некая субстанция, весьма похожая на янтарь и оптически, и тактильно. Каплевидной формы, величиной с большой палец. Впитывая эмоции у эмоционалов, она способна отдавать их обычным людям. Вбирая в себя любые, но отдавая всегда только положительные. Тем и ценится.

Страшно тебе до жути или тоскливо так, что хоть в петлю — подержал его, и почувствовал умиротворение. Или даже радость, пусть даже и беспричинную. Но чем такая радость отличается от любой другой? Помимо того, на этой планете хватает мест, куда без них и не сунешься, иначе недолго и тронуться рассудком. Случалось, трогались. Частенько — навсегда.