Худшее было впереди. В среду, 14 июня 1989 года, всего за 12 дней до Европейского совета в Мадриде, Джеффри Хау и Найджел Лоусон устроили засаду. Джеффри, как я вскоре выяснила, был движущей силой. Они направили мне совместное послание, содержание которого состояло в том, что с целью добиться приемлемого компромисса с Делором (согласие на первый этап, но никаких обязательств по второму и третьему или межправительственной конференции) мне следует сказать, что я приму «не подкрепленную юридическими обязательствами рекомендацию» вступления фунта в ERM к концу 1992 года с учетом выполнения к тому времени ряда условий. Альтернативой как обычно была изоляция. Это был типичный документ министерства иностранных дел, который Найджел Лоусон в свои лучшие дни пренебрежительно разорвал бы.
Однако я встретилась с Найджелом и Джеффри вечером во вторник, 20 июня, чтобы обсудить их записку и ее содержимое. В конце я сказала, что подробнее обдумаю, как проработать этот вопрос в Мадриде. Я оставалась настроенной скептически по отношению к вопросу, поможет ли нам согласие на вступление в ERM в достижении нашей общей цели блокирования IGC и 2-го и 3-го этапов Делора. Но об этом можно было судить только на месте, в Мадриде. В любом случае я очень осторожно относилась к назначению даты вступления фунта.
Мне не нравился этот формат работы – совместные записки, давление и кабальные обязательства. Но меня еще больше разозлило то, что произошло дальше. Я получила вторую совместную записку. В ней Найджел и Джеффри говорили, что простое детальное перечисление условий, которые должны быть выполнены, прежде чем мы вступим, – включая, к примеру, меры единого рынка, – будет «контрпродуктивно». Должна быть дата. И они требовали еще одной встречи перед Мадридом.
Я прочла их записку утром в субботу в Чекерсе, и почти сразу же раздался телефонный звонок из моего офиса с вопросом о времени встречи. Это было крайне неудобно. Днем в воскресенье мне нужно было быть в Мадриде. Но они не принимали возражений. Я могла встретиться с ними поздно вечером в субботу или рано утром в воскресенье в Номере 10. Они выбрали последнее.
Я знала, что Джеффри настроил Найджела поступить так. Он был в прекрасном расположении из-за европейской избирательной кампании, которая для нас прошла неудачно. Я знала, что он всегда думал, что в один прекрасный день сможет стать лидером Консервативной партии и премьер-министром – эта амбиция становилась все сильнее, по мере того, как ускользала от него. Он считал небезосновательно, что внес значительный личный вклад в наши прошлые успехи. Этот тихий, вежливый, но глубоко амбициозный человек с его ненасытным стремлением к компромиссу теперь старался доставить мне неприятности при любой возможности. Я подозреваю что он прежде всего, считал, что стал незаменимым – опасная иллюзия для политика. Не существует другого объяснения тому, что теперь делал он и на что настроил Найджела.