Автобиография (Тэтчер) - страница 594

Как бы я ни была воодушевлена событиями в Советском Союзе и Западной Европе, я не могла забывать о том, что сила и безопасность Запада в конечном счете зависели от англо-американских отношений. По причинам, которые я разъяснила, эти отношения стали носить натянутый характер. Соответственно, я считала крайне важным, чтобы переговоры, которые должны были состояться у меня с президентом Бушем на Бермудских островах в апреле 1990 года, прошли успешно. Это было бы вопросом общего тона – и в не меньшей степени вопросом по существу. Говоря в целом, теперь я ждала, пока собеседник изложит свои взгляды, а затем только разъясняла свою позицию. На Бермудских островах я сознательно старалась создать такую расслабленную атмосферу, которая, как я уже знала, ему была больше по душе. Вышла этакая «семейная» история, в завершение которой президент Буш и Дэнис играли восемнадцать раундов в гольф под проливным дождем – очень по-британски. Будущее НАТО и решения относительно обороны Европы – вот что больше всего занимало мой ум и мысли президента. Я стремилась к тому, чтобы у него не осталось ни тени сомнения в моей верности НАТО. Президент США хотел провести встречу НАТО на высшем уровне в ближайшее время. Того же, казалось, хотел и генеральный секретарь НАТО Манфред Вернер. Было бы лучше, если бы встреча прошла осенью, чтобы успеть подготовиться. Однако было ясно, что президент планирует встретиться в июне и хотел бы, чтобы встреча прошла в Великобритании. (Фактически она прошла в начале июля.) Он также сделал вывод, что конгресс США собирается отказать в выделении средств на разработку улучшенной версии ракет «Ланс». Поэтому он хотел объявить об отмене этой программы. Я согласилась с тем, что тут вряд ли что-то можно сделать, но, как мне кажется, крайне важно получить надежные гарантии относительно будущего размещения ядерного оружия в Германии, и в частности тактических ракет класса «воздух – земля». На самом деле вопрос заключался в том, какими наиболее вероятными способами мы можем этого достичь. Фактически такой подход оказался ключевым в сфере американских дискуссий накануне встречи НАТО в верхах. Главной целью американцев было привлечь большое общественное внимание с целью пропаганды, чтобы мы могли добиться поддержки Германии в вопросе по ЯСМД и принятия Советами того факта, что Германия останется в составе НАТО. По возвращении в Лондон я вплотную занялась вопросами организации и проведения у нас встречи на высшем уровне НАТО. Было только одно затруднение, которое заключалось в том, что совещание Североатлантического совета – точнее, министров иностранных дел НАТО – было запланировано на июнь и должно было пройти в Тернберри, в нескольких милях на юг от Эйра на западном побережье Шотландии. Я хотела, чтобы сначала прошло оно, поскольку именно там, вероятнее всего, должны быть приняты наиболее важные решения, влияющие на то, как перераспределятся силы НАТО. В который раз я сталкивалась с тем, что у нас отсутствовала согласованность с американцами и с генеральным секретарем НАТО в вопросе подготовки к встрече в верхах. Американцы хотели объявить ряд инициатив, предполагавших серьезное сокращение обычных вооруженний и еще более глубокое сокращение ядерных запасов. Между мной и президентом Бушем не прекращался обмен посланиями, и в результате были отклонены более эффектные, но менее взвешенные предложения. Не то чтобы я не соглашалась со всем, чего ждали американцы от этой встречи. В частности, я горячо выступала в поддержку идеи Джима Бейкера об укреплении механизма политических консультаций как одной из функций НАТО. Я полагала – как и американцы, – что роль НАТО как средства предотвращения разногласий между Америкой и Европой была актуальной как никогда. При этом я была недовольна американским предложением внести формальные изменения в коммюнике в сфере традиционной стратегии НАТО о гибком реагировании. Имело место настойчивое предложение включить фразу о том, что ядерное оружие является «оружием крайней меры». Это, как мне казалось, подрывало эффективность ЯСМД, имеющихся в распоряжении НАТО. Мы должны были и впредь сопротивляться любому изменению роли ядерного оружия в НАТО, как мы это делали всегда. Мы возвращались – хотя и не пришли – к тому роковому обязательству, согласно которому будет действовать «принцип неприменения ядерного оружия первыми», на чем настаивала советская пропаганда. Подобное обязательство могло бы сделать наши обычные вооруженные силы уязвимыми перед ударом средств, превосходящих по числу. В конце концов, первую фразу все-таки втиснули в следующую формулировку: