– Пресса! – проорал я, не выпуская из рук винтовки.
– Егор? Ты?! – подъехавший всадник соскочил с коня и присел на корточки, бестрепетно глядя в дуло винтовки.
– Котяра?!
Мы вылезли из-под повозок, и сразу – объятия, рассказы…
– … второй раз с британцами сталкиваюсь, – жаловался я другу, – и второй раз такая оказия!
Меня бил тяжёлый отходняк, и разобрало многословие, путанное и бестолковое. Рядом растерянно топчется Санька, улыбаясь деревенским дурачком. Близнецы улыбались так же глупо, не в силах даже и встать. Только крупная дрожь, да гримасы, пробегающие по лицам, и снова – улыбки, и полные бездумного счастья глаза.
– Постой! А Ганецкий где! – озираюсь, – Надо же выразить свою…
– Ушёл я от нево, – отозвался Котяра, улыбаясь чуть смущённо, – а ты писал, да? То-то, я думаю, письма не тово…
– Да-а?
– Угу. Такой, знаешь… я шёл к нему, потому как ротмистр и всё такое… а оказалось – Иван!
– Нет, не подумай! – поправился он, – Не как разбойник, а знаешь… атаман такой, всё больше на лихости да на заигрывании с подчинёнными. Ему эта война – как спорт или охота, в удовольствие будто! Такой ради азарту там людей положит, где можно вовсе без выстрелов обойтись. Я таково на Хитровке наелся – во!
Он полоснул себя ребром по горлу с видом самым свирепым.
– И если уж воевать, – решительно добавил друг, – то должным образом!
– Да вот, – Котяра встал, – командир мой.
Молодой мужчина, похожий изрядно на Дон Кихота, закончив распоряжаться, подходил к нам.
– Дзержинский, – представился он, протягивая руку.
– Феликс Эдмундович?! – жму растерянно, и сам не понимаю, откуда это – ощущение, будто встретил человека давно знакомого.
– Мы знакомы? – в его глазах лёгкое удивление.
– Да где-то слышал, наверно, – вид у меня совершенно потерянный, и спешу представиться, прячась в оковах этикета.
– А-а! Наслышан! Как же, репортажи ваши Палестинские, да и до того…
… и как-то мы с ним сразу сдружились.
* * *
– Мон колонель! – сопровождающий волонтёров лейтенант зашёл в штабную палатку и выпрямился ещё больше, лихо отдав честь, – Русские волонтёры, мсье Корнейчук и Житков!
– Герои сражения при Коленсо[iii], наслышан! – полковник Вильбуа-Марейль[iv], встав из-за стола, отдал честь, и протянул руку, которую одесситы не без гордости пожали.
Побеседовав несколько минут, и выразив своё безмерное удовольствие их службой, он поздравил их капралами и распрощался.
– Месяц назад, – задумчиво сказал Николай, выйдя из палатки и глядя на капральские нашивки в загрубевшей ладони, – и подумать не мог, а ныне – как так и надо… Капрал, ну надо же!