– Сержант! – юношеский ломающий басок, и молоденький драгун, едва ли достигший семнадцати лет, выскакивает из повозки, – Медикаменты! Много!
В голосе – счастье и какое-то нехорошее предвкушение.
– Та-ак… – сержант усмехнулся и нырнул в фургон, – действительно много.
– Пособник буров, – равнодушно констатировал он, и мне тут же заломали руки, связав их за спиной.
Замолчав, он уставился на надписи «Пресса» на полотняных боках наших фургонов.
– Дженкин!
– Да, сержант! – с характерной фамильярностью старослужащего отреагировал один из солдат, с характерным акцентом кокни.
– У тебя остались те кафрские сувениры?
– Так точно! Но здесь живут другие племена, а это…
– Да всем насрать! – перебил его сержант, – Кафры напали на фургоны в поисках поживы. Мы подоспели слишком поздно, и… да никто, собственно, не будет расследовать.
Он закурил, а подчинённые принялись сноровисто освобождать фургоны, негромко обсуждая, што именно они «спасут от кафров», а што сгорит в огне.
– Сержант! – в худшее никак не хотелось верить, и всё казалось, што вот сейчас он, наигравшись на нервах и докурив, отменит приказ… – Сержант! Я представитель прессы! Некомбатант!
– Да всем насрать! – процитировал сержанта тот самый молоденький драгун, обнаруживший медикаменты, и британцы засмеялись.
– Сержант!
Удар в лицо, резкий и умелый, но я успел довернуть голову, и костяшки только царапнули по скуле.
– Я богатый человек, сержант! Спросите моих спутников, кого угодно! Я могу…
Удар в живот… и в следующее мгновение тяжёлая пуля разнесла голову сержанту, и его тело свалилось на меня. Пытаясь вдохнуть выбитый воздух, я хребтом ощутил дрожь земли, потом раздались выстрелы, и…
– Марга[ii]! – слитный рёв десятка молодых глоток. Кавалерия пошла в атаку! Поляки!
Сбросив тело, и извернувшись, закатился на всякий случай под повозку, обдирая лицо. И об обитый железом обод колеса связанные сзади руки – тереть, тереть… Несколько секунд, и я свободен, а што запястья кровят, то ерунда!
Подхватив винтовку кого-то из убитых англичан, навскидку к плечу… выстрел! Тот, молоденький, засучил ногами, а я ощутил свирепую, всесокрушающую ярость… и едва ли не счастье! Враг повержен!
Вокруг кипел бой, я и, пригибаясь и падая то и дело, затащил под фургон сперва Саньку, полоснув по верёвкам штыком, а потом и Товию с Самуилом. Едва я это успел, как раздался короткий сабельный посвист, и мне под ноги скатилась отрубленная голова в британской фуражке, с ремешком под подбородком.
Почти тут же шум боя стих, и я только услышал, как добили выстрелом в упор кого-то из раненых британцев.