Впрочем, может быть, они и не настроены враждебно.
Ведь всегда можно объясниться. Во-первых, я не хочу им зла. Во-вторых … Тут же мелькнуло: ведь я — Бедар Мерано. Неизвестно, может быть, резидент скрывается среди них. Ладно, что бы ни случилось, у меня остается надежда на Щербакова и Иана. Ясно, Щербаков уже услышал шум ракетолета. Это его насторожит; еще полминуты, и я произнесу условную фразу, Я уже ступил на песок, двигаясь по мелководью к берегу, как вдруг человек, державший мой комбинезон, закрыл датчик ладонью и побежал к дюнам.
— Эй ! — отчаянно закричал я. Человек продолжал бежать, я же не услышал собственного голоса: вновь опустившийся ракетолет заставил меня пригнуться. Из четырех сопел, взрывая песок и воду, вырывались потоки горячего воздуха.
Кажется, у них все продумано и рассчитано, для того чтобы Щербаков или Иан ничего не услышали. Я почти уверен: это работа резидента.
— Стойте! — продолжал кричать я. — Стойте, куда вы?
Интересно, услышит ли Щербаков хотя бы этот крик… Нет. Во-первых, датчику мешает шум включенных на полную мощь двигателей, во-вторых, человек с моим комбинезоном уже далеко, почти у дюн. Разозлившись, я на секунду забылся.
— Вы что? — С этим криком я выскочил на песок. Рванулся к человеку, державшему мой излучатель, и тут же получил страшной силы удар в живот. Бил стоящий справа, удар был точно рассчитанным и безжалостным, в солнечное сплетение. Я упал, задыхаясь.
Спрыгнувший с площадки ракетолета скуластый деловито поднял руку:
— Стой.
Тот. кто ударил меня, тут же опустил поднятую было ногу.
— Подожди. Мне нужно с ним поговорить.
Он тронул меня за плечо:
— Кто ты такой? Отвечай?
Отвечать я не мог — боль не проходила. Кожа человека была оранжевой от загара, глаза узкими, темными; сейчас они казались непроницаемыми — человек смотрел не моргая. Я собрал все силы и прохрипел:
— Предупреждаю: вы ответите за все это… Вы будете… осуждены…
Угол рта человека дернулся. Теперь я рассмотрел его лучше: лицо узкое, с правильными чертами, редкая бородка и пожелтевшие зубы несколько портят впечатление, но, в общем, человека даже можно назвать красивым. Губы его сжались, и он сухо выдавил:
— Отвечай коротко: кто ты такой?
— А… кто вы такой?
Стоящий надо мной снова занес ногу. Он явно ждал сигнала скуластого; тот раздумывал. Наконец спросил:
— Ты слышал когда-нибудь о Сигэцу?
— О Сигэцу? — прохрипел я.
Скуластый и есть Сигэцу, а стоящие рядом — его люди. Надо оттянуть время. Может быть, Иан или Щербаков поймут, что со мной что-то случилось.
— Нет. — Я почти говорил правду. — Я не знаю, кто такой Сигэцу.