— Удобней доставать его правой рукой.
— Странно. Револьвер, например, всегда носят на правом боку. Только вчера я был в «Сентруме» и смотрел вестерн. И в фильме револьвер у всех был справа.
— Вот уж не думал, что тебя потянет смотреть вестерн. Не в обиду тебе будь сказано, не хватит ли тебе того, что произошло в жизни?
— Вот именно что хватит, — сказал я. — Потому-то я и хотел отвлечься. Но сам понимаешь, надолго это помочь не могло.
— Не могло, — подтвердил Кристиан. С минуту он молча глядел на меня. — Что тебя так напугало, Мартин?
— Разве ты не понимаешь, — сказал я, — Эрик же умер так…
— Расскажи подробней.
Я рассказал как сумел.
— Ты, пожалуй, скажешь, что я спятил, — сказал я. — Но хочешь верь, хочешь нет, а вчера вечером, придя домой, я со всех сторон осмотрел проклятый орден. Не знаю, чего я искал — что острие булавки обмакнули в кураре или еще что-нибудь в этом роде.
— А почему ты думаешь, что Эрик не мог умереть естественной смертью?
— Не знаю… Наверно, у меня где-то под ложечкой притаился добрый старомодный страх. И теперь он вдруг ожил.
— Повторю еще раз, — сказал Кристиан, помолчав. — Нет никаких оснований считать, что Эрик умер насильственной смертью. Хотя всю жизнь был здоровяком. И, если отбросить твои теории о кураре и страх под ложечкой, нам придется удовлетвориться этим утверждением.
Тут мне пришло в голову, что и Кристиан может ошибаться.
Он словно бы и сам был не вполне удовлетворен собственным выводом, словно бы пытался что-то нащупать.
— Здоровяком — это как посмотреть, — заметил Я. — У него все-таки был сахарный диабет.
Кристиан уставился на меня.
— Что ты сказал?
— Сахарный диабет, — повторил я. — Разве ты не знал?
Кристиан не ответил. Он все так же пристально смотрел на меня.
— Разве ты не знал? — повторил я.
— Нет. Даже не подозревал. Я же не был его лечащим врачом. — Кристиан выпрямился на стуле, потом слегка подался ко мне.
— Мартин, — сказал он, — подумай хорошенько…
— Теперь и ты тоже…
— Подумай хорошенько и опиши подробно все, что произошло с той минуты, когда вы с Эриком выехали из дома. Как Эрик выглядел? Как дышал… Какой у него был цвет лица… Не дрожали ли у него руки?…
— Сразу десяток вопросов, — сказал я. — А я и так нервничаю. По-моему, я уже все тебе рассказал. Ради бога, не пугай меня, скажи, что тебе пришло в голову?
Кристиан обернулся назад, взял карандаш и уставился на него, словно в нем заключалось решение всех проблем.
— Мне самому страшно, — сказал он.
Он и впрямь испугал меня. Потому ли, что он был врач, потому ли, что старший брат, — не знаю. Но услышать, что и ему страшно, было уже слишком.