— Мне удавалось добиться этого прежде, Мартин, добьюсь и сейчас.
— Уверен в этом, только помни, кто бы и что бы ни говорил.
Ноябрьский день был серым и туманным. Мы с Кристианом ехали по дороге в Бакке. В машине с нами был Карл Юрген. Ночью подморозило, на дорогах был гололед.
Мы поддерживали незначащий разговор. О погоде, о 5-м «английском» классе, о третьем терапевтическом отделении уллеволской больницы и об управлении полиции. Потом поговорили о хозяйстве в Бакке. Просто удивительно, как умело мы обходили главное. Впрочем, главного нам не миновать — рано или поздно настанет вечер.
Возле Берумской электростанции мы нагнали маленькую машину Пребена. С ним была Лиза. Мы помахали им и помчались дальше. В ту минуту, когда мы въехали во двор, у ворот появилась машина Карен.
Странная штука — как ни в чем не бывало сидеть за обеденным столом с ближайшими родственниками и друзьями и знать, что среди них сидит убийца. Трудно сказать, в который раз я подумал об этом, но меня пронзила мысль, что, по сути, не так уж важно, кто именно этот убийца. Главное — Свена и Эрика больше нет.
То, что я сделаю в этот вечер, на всю жизнь оставит рану в моем сердце. А как сильно будет болеть эта рана, зависит от того, что вскроется этим вечером.
Что бы ни вскрылось, удар будет тяжелым. Но все равно, я сам выбрал этот путь — отступать некуда.
— Я немного вздремну после обеда, — сказала мать. Карен и Пребен пошли прогуляться, Лиза с книгой свернулась клубком в кресле. Кристиан устроился неподалеку от нее. Карл Юрген был не прочь осмотреть усадьбу, и я увел его с собой. Потом мы все вернулись в дом, чтобы выпить кофе.
После кофе моя мать, Карл Юрген, Карен и Лиза затеяли играть в карты. А Пребен подсел к роялю.
Сначала он сыграл одну из рапсодий Дохнаньи[11], потом менуэт Генделя соль-минор.
Выбор пьес был слишком изыскан, как все и всегда у Пребена. И, как всегда, вызвал у меня раздражение. Поэтому я сам занял место у рояля, а Пребен возвратился туда, где сидел прежде. Я сыграл вальс из «Веселой вдовы» и «Где фьорды синеют», надеясь, что Пребен страдает от моего исполнения так же, как я от его.
Пробило десять. Я повернулся на табурете.
— Мне хотелось бы кое о чем поговорить со всеми вами, — заявил я. Голос прозвучал слишком громко и жестко.
Все уставились на меня.
— У нас игра в самом разгаре, — возразила моя мать.
— Извини, мама. Ничего не поделаешь.
Они отложили карты — отложили довольно неохотно. Я оглядел всех присутствовавших в гостиной. Четверо за карточным столом обернулись в мою сторону. Кристиан и Пребен расположились на диване. За спиной Карла Юргена, сидевшего за картами, висели старинные часы.