С того момента, собственно, и началась их дружба. Иногда Тарасу казалось, что рядом с ним не дядя Саня, а родной отец. В чем-то они очень походили друг на друга. Правда, Фокин был пошире в плечах, покрупнее, но привычки, манера вести себя точно отцовские. Наверное потому, что батя тоже был кадровым командиром и всю жизнь провел в дальних гарнизонах. Тарас с матерью ездили за ним повсюду, и поэтому, когда мальчишку в школе однажды спросили: «Ты городской или деревенский?» — он, не задумываясь, выпалил: «Я военный!» Так, впрочем, и было. В детстве они играли в Чапая с Петькой, а позже в Александра Невского, пели «Каховку» и «Орленка» и видели себя в будущем в буденовках на лихом коне.
— Присядем, — предложил Фокин, устраиваясь верхом на свежеспиленном стволе. — Обстановка тут самая конспиративная. Ты, я понял, настаиваешь на соблюдении секретности. Так?..
В словах капитана чувствовалась ирония. В глубине глаз затаилась усмешка, свидетельствующая о том, что Саня настроен слишком добродушно и, по мнению Тараса, легкомысленно. То, что происходило в «Приюте охотников», было весьма серьезно. Тарас не в одночасье пришел к такому убеждению, так же как не сразу решился рассказать обо всем Фокину. Подтолкнули разговор с Рыжухой и сцена, разыгравшаяся на глазах сегодня утром…
Фокин ушел в местное отделение народной полиции, чтобы позвонить в комендатуру Эйзенаха, где они стояли на довольствии. У них заканчивались продукты, полученные на неделю. Комендатура располагалась от деревни далеко. Саня был этим обстоятельством недоволен. «На пятьдесят верст, — наставлял он, — мы с тобой единственные представители доблестной Советской Армии. Зато до союзничков рукой подать. Демаркационная линия — в нескольких километрах. Помни и ухо держи востро…»
Оставшись в одиночестве, Тарас послонялся по двору, заглянул в подвал. Интереса он никакого теперь не представлял. Все углы и закоулки подробнейшим образом исследованы, каждый поворот знаком. Если понадобится, сможет, ни обо что не споткнувшись, пройти из конца в конец.
Постояв в раздумье на ступеньках, ведущих вниз, Тарас вдруг обнаружил, что в гараже, расположенном напротив и обычно пустом, кто-то находится. Он выглянул из-за косяка, ничего в полутьме гаража не разобрал и только тогда вспомнил про висевший на груди бинокль. Многократно увеличенные контуры двух фигур выросли. Тарас без труда узнал сперва хозяйку, потом Ганса Майера, ожесточенно о чем-то спорящих.
Подтащив пару ящиков к окошку, юный разведчик сменил пункт наблюдения. Отсюда было лучше видно, но опять-таки ничего не слышно. Беседа, совершенно очевидно, протекала отнюдь не мирно. Фрау Ева стояла в воинственной позе, губы шевелились быстро-быстро. Майер открывал рот значительно реже, но каждую фразу сопровождал рубящим жестом.