Размышляя о том, что месть, оказывается, чрезвычайно сладкая штука. Чрезвычайно.Убивая ненавистного тебе человека, убиваешь не только его самого. Ты уничтожаешь целую Вселенную, которая в нем заключена. Со всеми ее надеждами, чаяниями, мечтами, воспоминаниями, и всем остальным прочим, которого бесконечно много. По словам Славы Профа, наш мозг по своей сложности нисколько не уступает устройству Вселенной, и даже, вполне возможно, превосходит ее. Не так давно, одну я разрушил. Как разрушу еще, и при этом буду испытывать ни с чем не сравнимое удовольствие.
Как испытаю сейчас. Карабина Трофима снова дернулся в моих руках. На результаты я даже смотреть не стал, досылая патрон в патронник. Потому что наверняка знал – разрушена еще одна.
Трофим покачал головой. То ли в полной мере оценив мой выстрел. Когда на предельной дистанции, фактически навскидку, единственным выстрелом, я угодил точно в цель. То ли по какой-то другой причине.
– Игорь, они не будут убегать вечно. На их месте, я бы устроил засаду вон там.
Горка как горка, ничем не примечательная, таких здесь полно. Но доверять ему можно без всяких оговорок.
– Как их лучше обойти, чтобы оказаться сзади? – только и спросил я.
– Следуй за мной. И ради бога, Игорь, пригнись!
– Хорошо.
Не так давно, еще на «Контусе» слушая треки в своем телефоне, мне пришла в голову такая мысль: «Вечность говорит с нами языком музыки». Не помню чье это, и существовало ли оно когда-нибудь прежде, но мне самому мысль показалась чрезвычайно правильной. Нет, ну а чем же еще может разговаривать с нами вечность, кроме того языка, который доступен всем?
Мы с удовольствием слушаем музыку, которой уже много столетий. Пройдут века, тысячелетия, или даже тысячелетия тысячелетий. Сменятся народы, умрут одни языки и появятся другие, но вся та музыка, которая родилась много-много лет назад, по-прежнему будет понятна нам и близка. Не нам самим – нашим далеким потомкам. Знать бы еще, что именно вечность пытается ею сказать.
Если разобраться, любая музыка – всего лишь звуковые волны в определенной последовательности. Ее не существует без нас, она становится музыкой только в нашей личной Вселенной – мозге. У каждого в своей. Пока в нее не попадет, она остается лишь волнами, но не там. Что это, если не чудо, волшебство? Или язык вечности. Не самые правильные мысли, когда подкрадываешься к людям, которых страстно желаешь убить. Но других у меня и не было.
– Трое их, – прошептал Трофим.
– Вижу, – сказал я, прижимая приклад к плечу и вставая в полный рост: так мне будет удобнее. – Надеюсь, они последние.