– Благодарю за честь, ваше сиятельство. Поверьте, я рад вас видеть.
Рапиры извлечены из ножен, участники словесной дуэли приготовились к схватке.
Да, эти двое через многое прошли вместе, они верят друг другу, всегда готовы помочь, но сейчас, очевидно, отдельная ситуация. Должно прозвучать что-то необычайно важное и, вероятно, опасное для обоих. Иначе зачем эта таинственность?
А начать такой разговор тяжело, потому и чувствуют себя собеседники, как фехтовальщики в смертельном поединке.
Первой решилась графиня.
– Ты знал, что Идальго – мой муж? Тогда, в таверне Этампа. – Взгляд прямой, твердый, от такого не увернешься уклончивым ответом, не потеряв навсегда доверия собеседника.
– Не знал, но догадывался. Если бы тогда вы потребовали доказать – я бы не смог, – также твердо ответил Жан, глядя прямо в глаза. Такой взгляд для простолюдина недопустим, но сейчас этим двоим, по-видимому, было не до этикета.
– Тебе все надо доказывать, – горько усмехнулась графиня. – Даже на дороге из Тулузы, когда на тебя напали, ты ждал доказательств, прежде чем начать защищаться.
– К счастью, не всегда. В частности, мне не нужны доказательства, чтобы верить друзьям.
– К числу которых, разумеется, не может относиться графиня, – мадам де Ворг скорее констатировала факт, чем задала вопрос.
– Разумеется, – Жан кивнул. – Но вы всегда можете рассчитывать на мою помощь. У вас что-то случилось?
Оказалось, действительно случилось. После того как известие об измене де Ворга просочилось в общество и стало самой обсуждаемой темой светских сплетников, графиня замкнулась в себе – не было ни желания, ни сил терпеть сочувствующие, а порой и ехидные взгляды знакомых. Сказать что-то едкое дочери графа – таких смельчаков не нашлось, но вот взгляды… За них не вызовешь на дуэль, не отдалишь от двора. Но от них и не спрячешься, а жалят они безжалостно, как наточенные клинки в опытных руках.
В результате у графини появилось свободное время, которое она посвятила девочкам мамаши Шантерель. Тем самым юным проституткам, вырванным из жуткого борделя, работа в котором всегда заканчивалась смертью несчастных. Сейчас они жили в приюте, обеспеченные едой и одеждой. Благочестивые монашки всеми силами пытались вернуть их к нормальной жизни, научить ремеслам, которые нужны девушкам, желающим жить достойной жизнью. Что-то получалось днем. Но девчонки искренне не понимали, почему ночью им нельзя заниматься делами привычными и, что греха таить, приятными.
Тогда следовали наказания, обычные в это суровое время. Но наказания не приводили к исправлению. Лишь к скрытности и озлоблению на этих ненавистных взрослых, вырвавших их из теплого и уютного мира. Словам о том, что все их подруги, якобы уехавшие в большой мир, были убиты, девочки не поверили, а эксгумацию трупов власти проводить не стали, чтобы не спровоцировать народ на самосуд.